– Я тебя не виню, потому что в небесной скрижали не было записано, что это будет твоим поручением. Вставай рядом со мной и жди нового указания, – сказал Аллах и обернулся ко второму ангелу с такими словами: – Тогда иди ты и принеси мне горсть земли.

Второй ангел тоже полетел со скоростью ветра и попытался набрать горсть земли, но, когда увидел, что Земля задрожала и застонала, добрый ангел не смог выполнить данное ему поручение и выпустил землю из рук. Он вернулся наверх, плача от стыда и смущения, и предстал перед Аллахом.

– Это задание не было предназначено для тебя. Вставай рядом со мной и жди нового указания, – сказал Всевышний и послал третьего ангела.

Тот стрелой бросился вниз и набрал горсть земли, а когда Земля начала стонать и дрожать от боли и невыносимой тоски, с грустью сказал: «Какое грустное поручение дал мне Аллах, но я должен исполнить Его Волю, даже если это заставляет сердца ныть от горя и боли». Потом он вернулся наверх и положил к ногам Аллаха горсть принесенной земли. И Аллах сказал:

– Раз ты выполнил мое поручение, Азраэль, то твоей миссией будет собирать души людей, когда придет их час, – души святых и грешников, принцев и нищих, старых и молодых – всех подряд. И ты будешь это делать даже тогда, когда друзья этих людей будут плакать, а сердца их возлюбленных будут разрываться от боли.

Вот так Азраэль стал посланником Смерти.[139]

Азраэль, обитая на небесах, совершил несколько ошибок; он был послан на Землю жить жизнью простого смертного, чтобы искупить свой грех, но при этом его обязанности ангела смерти сохранились. Он стал доктором и на этом поприще приобрел широкую известность.[140]

Он женился, завел сына, но жена его была настоящей мегерой, поэтому жить в ее обществе было для него настоящей пыткой, которая казалась еще невыносимее оттого, что Азраэль знал, что жене суждено его пережить.

Когда Азраэль состарился и близок был его последний час, он рассказал о том, кто он на самом деле, своему сыну, взяв с того клятву хранить все в строжайшей тайне. «Я скоро умру, – сказал он, – поэтому я должен позаботиться о твоем будущем. Ты прекрасно знаешь теорию и методику лечения. Теперь я научу тебя быть доктором. Я буду рядом, когда бы тебя ни подозвали к постели больного, и видеть будешь меня только ты. Если я встану у изголовья больного, знай, что твой пациент умрет, несмотря на все твои усилия; если же я буду находиться у его ног, больной выздоровеет, хоть бы ты дал ему смертельный яд».

Азраэль умер, как и было предначертано, а его сын, следуя полученным указаниям, быстро разбогател и приобрел известность. Однако он был страшным транжирой и не скопил совершенно никакого состояния. Однажды, когда у него совсем не было денег, его пригласили к постели одного богатого и знатного человека, который уже одной ногой был в могиле. Войдя в комнату, доктор увидел, что его отец стоит у изголовья кровати. Исполнив формальную процедуру осмотра и сделав вид, что подумал, он вынес неутешительный приговор: случай совсем безнадежный. Тогда несчастный богач, потеряв рассудок от страха, обхватил его ноги и пообещал половину своего состояния, если тот спасет ему жизнь. Сын Азраэля начал мучиться от искушения.

– Ну, – произнес он после паузы, – я попробую что-нибудь сделать, если ты обещаешь отдать мне три четверти своего богатства, независимо от того, получится у меня или нет.

Перед лицом смерти больной согласился, и они составили договор, который тут же был подписан, скреплен печатью и засвидетельствован. После этого врач повернулся к своему отцу и стал исступленно просить его встать у ног умирающего, но ангел смерти и не шелохнулся. Тогда он позвал четырех сильных мужчин и попросил их быстро повернуть ложе больного на сто восемьдесят градусов, так, чтобы голова умирающего оказалась там, где прежде были его ноги. Все было сделано очень ловко, но Азраэль снова оказался у изголовья. Наши товарищи еще несколько раз попытались проделать этот прием, но каждый раз ангел смерти двигался вместе с кроватью. Тогда сыну снова пришлось пошевелить мозгами и придумать что-нибудь другое. Отпустив помощников, он вдруг весь задрожал и проговорил шепотом: «Папа, мне кажется, мама идет». В то же мгновение в глазах беспощадного ангела засветились огоньки страха и он исчез. Вот так наш больной чудесным образом исцелился. Однако с этого дня Азраэль перестал приходить к своему сыну, тот начал допускать много ошибок и его репутация быстро начала портиться.

Когда однажды, присутствуя на похоронах одного еврея, ставшего жертвой его неправильного лечения, сын Азраэля блуждал по ущелью Огня (Вади-ан-Нар), с грустью размышляя о своем отце, внезапно появился его отец.

– Через несколько минут ты умрешь, – жестко сказал отец. – Твоя жизнь была сокращена за то, что ты помешал мне исполнять свои обязанности.

Юноша взмолился о милосердии; упав к его ногам, он целовал их, пока Азраэль не смягчился и не обратился к нему с такими словами:

– Ну хорошо, пойдем ко мне в мастерскую, посмотрим, хватит ли у тебя смекалки найти выход из затруднительного положения. Уже не в моих силах спасти тебя, однако еще есть шанс, что ты сам сможешь себе помочь.

Они миновали анфиладу из семи комнат, убранство которых напоминало фармацевтическую лавку: вдоль стен стояли полки с различными склянками, сосудами и коробочками, в каждой из которых, по словам Азраэля, было какое-нибудь средство, с помощью которого можно лишить человека жизни. Взяв в руки один пузырек, он отвинтил железную крышку, и его сыну почудилось, будто из сосуда вылетело облачко воздуха. «Один молодой человек, – пояснил Азраэль, – должен сейчас умереть, упав с лошади. Так вот я только что выпустил на волю одного ифрита, чтобы он напугал лошадь этого юноши». Показав на другую склянку, он сказал: «А здесь хранится скорлупа яиц необыкновенной птицы сафат, которая никогда не приземляется, даже во время спаривания. Яйца она откладывает прямо во время полета, а птенцы успевают вылупиться прежде, чем она сядет на землю. Вниз падает одна скорлупа, потому что молодняк научается летать, как только вылупится из яйца. Часто скорлупу находит и поедает прожорливый и кровожадный шиба[141], который тут же заболевает бешенством и бросается на каждое живое существо, которое попадается ему на пути, распространяя таким образом водобоязнь и задавая мне кучу работы».

И так они переходили из одной комнаты в другую, пока не попали в громадную залу, всю заставленную мириадами глиняных ламп, всевозможных форм и размеров, уложенных ровными рядами. Некоторые из них ярко светились, другие едва мерцали, а некоторые уже почти догорели.