Шрифт:
Интервал:
Закладка:
План осуществился. Когда два эскадрона Крымского конного полка под начальством полковника Туган-Барановского высадились на Большом фонтане, организация Саблина уже фактически овладела Одессой.
Высыпавшее на улицу население, охваченное неописуемым энтузиазмом, чинило суд и расправу. Хватали не успевших бежать большевиков, чекистских девиц и тут же рвали их на части.
…Я собрал воедино все оркестры, какие только были в Одессе; получилось 70 музыкантов в котелках, старых цилиндрах, в соломенных канотье и так же разношерстно одетых. Я их построил в ряды, и мы пошли по всему городу под звуки Преображенского марша. Население с криками присоединялось к нам, и нас было уже несколько тысяч. Этим же Преображенским маршем встретили мы оба молодцеватых, подтянутых эскадрона полковника Туган-Барановского. Многие истерически плакали при виде русских погон и русской национальной формы. Женщины и дети ловили стремена всадников и забрасывали их цветами… Гудели колокола кафедрального собора, сзывая на торжественное богослужение по случаю падения власти нечестивых. С марта по август не слышно было этого звона. Он был под запретом. В этом отношении большевики перещеголяли даже турок в эпоху их господства над балканскими славянами: турки не запрещали колокольного звона, а только требовали, чтобы колокола находились ниже минаретов мечетей данного города.
…Если бы не грохот артиллерийских орудий, можно было бы подумать, что это дни святой Пасхи, по странному капризу календаря пришедшиеся на мягкий, солнечный август. Грохот орудий вот почему: добровольческий крейсер «Кагул» и небольшой английский корабль «Кардок» перекидным огнем бомбардировали подступы к Одессе, внося расстройство и потери в ряды последних красных банд, покинувших город. Но вот уже поистине волшебное превращение. Я раньше сказал, до чего анафемский голод царил в Одессе и что ни за какие деньги нельзя было достать самых незатейливых продуктов. Но в первый же день изгнания большевиков возы, наполненные всем съестным, сотнями и тысячами запрудили площади и улицы, а из окрестных сел и немецких колоний стягивались все новые и новые караваны. Чего-чего только не было на этих возах! Караваи черного хлеба, давно невиданные белые булки, кольцевидные змеи всевозможных колбас, пышные окорока, сало и телятина…
Вскоре Одессу посетил генерал Деникин, торжественно и пышно встреченный военными, духовенством, всевозможными организациями и несметными толпами населения. Главнокомандующему вооруженными силами юга России устроен был в Лондонской гостинице обед. На этом обеде я поднес генералу Деникину «чарочку» и пропел, на мотив «Ямщик, не гони лошадей», приветствие собственного сочинения. Вот оно:
Пускай осуждает иной
Всех тех, кто здесь пьет и поет,
Я верю, Деникин-герой
Спасенье России пришлет.
О нет, не забыт нами он.
Повсюду царит его тень,
И праздничный говор и звон
Простятся в сегодняшний день.
Боже, как тогда верилось, что это уже навсегда и что русская национальная власть укрепится на веки вечные не только в Одессе, а и на всей русской земле. Хотелось, мучительно хотелось верить.
Глава XII
СУДОРОГА «БЕЛОГО» КРЫМА. В КОНСТАНТИНОПОЛЕ. У ПИОНТКОВСКОЙ. ТУРЕЦКИЙ ПАША-МЕЦЕНАТ. СТОЛКНОВЕНИЕ С ИЗОЙ КРЕМЕР. НОВОЕ ДЕЛО. И ЕГО РАЗГРОМ. И «ПРЕКРАСНАЯ ЕЛЕНА» НЕ СПАСЛА. КОРФУ. ВЕНЕЦИАНСКИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ. КАК В ПРАГЕ МЫ ПОДВИЗАЛИСЬ В БАЛАГАНЕ
Крым, этот последний клочок русской земли, занятый белыми национальными войсками, выражаясь языком тогдашней прессы, «агонизировал». Врангель девятый месяц героически защищал подступы к горлышку крымской бутылки. Но на этих подступах в несметном количестве накапливалась Красная армия, снятая с польского фронта.
Большевики хвастались:
– Полмиллиона уложим, а крымскому барону свернем шею!
И действительно, не жалели пушечного мяса. Серая скотинка с пятиконечной звездою на фуражке густо и обильно устилала позиции, а взамен павших появлялось все новое и новое пушечное мясо. Учитывая это, Врангель разработал план эвакуации задолго до его осуществления, а те, кто не был прямо связан с армией, эвакуировались понемногу сами.
В то время, такое тревожное и нервное, я находился в Ялте и, как говорят, жительство имел в гостинице «Россия». Моей соседкой была моя спутница по эмигрантским скитаниям Анна Назаровна Васильева, молодая женщина русских кровей, с русским именем, с профилем римлянки, хотя и белокурая и молочно-розовая. Все было безмятежно, как крымское осеннее солнце, чистая лазурь небес и легкая зыбь малахитового моря. Темно-зеленые горы, упоительный воздух. И вдруг средь этого земного рая – тревожный клич, все перевернувший. Ураганом вбегает ко мне в номер огненно-рыжий, лохматый скрипач:
– Юрий, спасайся, кто может!
– В чем дело?
Скрипач, по основной профессии своей инженер, толково и, как говорят в Одессе, «интеллигентно» нарисовал мне грозную картину: Крым висит на волоске, несметные полчища вдохновляемых пулеметами, поставленными сзади, прут не цепями, а тучами чингизхановских орд. Неизбежна эвакуация, но когда она начнется, будет ад кромешный. Тем, кто не в рядах бойцов, рекомендуется заблаговременно оставить последнюю пядь родной земли, чтобы не попасть в окровавленные лапы советских горилл…
Рыжий скрипач хотя и был неприятным вестником, но зато как нельзя более своевременным. Тем более что моя агитационная роль среди белых известна большевикам и, попадись я им, на лучший случай я удостоился бы разрывной пули в затылок…
Мы устроились с А. Н. Васильевой на пароходе, отходившем в Севастополь. Там, в ставке верховного главнокомандующего, будет как-никак надежней и лучше. Хотя пароход переполнен тифозными, но одна мысль, что мы покидаем Ялту, не защищенную и кишащую тайными большевиками, заставляла забыть всех тифозных на свете. Но в Севастополе тоже было затишье перед бурей. Гостиница Киста, где мы остановились, носила следы развала, и в номерах было так же холодно, как и на улице в осеннюю ночь.
Здесь мой старый приятель по Петербургу капитан первого ранга, бывший командир императорской яхты «Александрия» Мясоедов-Иванов, узнав, что А. Н. Васильева оставила в Одессе много ценных вещей, устроил ей поездку в Одессу на пароходе, которым он командовал. Но оказалось, большевики, уже занявшие Одессу, обстреляли белогвардейский пароход, и он вынужден был возвратиться в Севастополь. А Васильева, сошедшая на берег, застряла в Одессе.
Уже Севастополь, эта последняя цитадель Врангеля, был накануне эвакуации.
Счастье не отвернулось