падение. Скорее, вопрос относился к моему состоянию по жизни. – Ты чё умничаешь? Про какие права ты говоришь? Ты, щенок, думаешь, что кто-то будет здесь уважать твои права? Я повторю еще раз, и если ты ответишь что-нибудь, я за слова отвечаю: ты отсюда больше никуда не уедешь. Если ты что-нибудь от меня скрыл, я тебя в любой точке мира достану, понял?

Приходилось признать, что он более креативен в угрозах, чем большинство хамов, встреченных мной прежде. Хамзат смотрел на меня, сжимая одной рукой ворот моей куртки, отчего вся она на мне натянулась. Другая его рука с раскрытой на уровне моего лица ладонью терпеливо ждала указаний владельца, будто он собирался влепить мне пощечину.

Я решил не отвечать ему, потому что он сам сказал, чтобы я не отвечал. Отсюда вопрос: чего тогда он ждал? Видимо, ничего. И когда ему надоело, он толкнул меня обратно, а я вернулся четко в свой же след в снегу. Прямо рай перфекциониста.

Полежав немного, я начал тяжело подниматься, и тут кто-то протянул мне руку. Я взялся за нее, добрый человек с весьма крепким рукопожатием дернул меня и поставил на ноги. Я взглянул в знакомое лицо.

– Блядь, что ты еще тут делаешь? – спросил меня Заур и, сразу потеряв ко мне интерес, обратился к удалявшемуся Хамзату: – И чего ты этим добился? Ебнул студента, и чё?

Мне захотелось уточнить, что я уже не студент, но я решил, следуя кавказским традициям, не встревать в разговор взрослых. Хамзат ничего не ответил.

– Он убийца или что? Ты, блядь, раскрыл преступление, да? Или ты думал, что можно разъебать сопляка на улице и вернуть ее к жизни?

– Лучше следи за языком! – пригрозил Хамзат.

Заур подошел к нему. Я подойти не рискнул, и мне оставалось только дивиться крепости яиц Заура.

– А ты за своим следишь? Хули ты доебался до пацана? В двух шагах от мечети. Хули ты угрожаешь моим работникам? Тебе нужна информация – мне звони! Тебе кто дал право идти по подозреваемым и распугивать их? Ты пришел сюда вершить самосуд? Я за слова отвечаю, тебя понять не могу, Хамзат, чего ты пытаешься добиться?

Ни на один его вопрос амбал не ответил и, кажется, не собирался. Вокруг нас, несмотря на утреннее время, собралась толпа, и, если честно, я не мог сказать, на чьей стороне было большинство. Уж точно не на моей, хотя в данной ситуации я чувствовал себя жертвой.

– Еще раз ты влезешь в это дело, я вызову наряд, и тебя прямо перед всем селом скрутят и кинут в обезьянник. Сколько по кайфу тычь всем лицо своей ксивой. Тебя вывезут отсюда. Ты охуенно весомый, но, походу, забыл, что и я не шмара, которую ты будешь ебать во все щели. Перед всеми в последний раз я тебя предупредил. Не лезь. В мою. Работу.

– Я не вижу, чтобы ты старался, – сказал наконец Хамзат.

– Твою-то мать, – прошипел Заур. – Три, Хамзат, три дня, и будет результат. У меня есть все, что нужно. Только не мешай. По-братски.

– Ахмад написал на тебя жалобу. Наверху тоже недовольны. Тебя снимут с дела еще раньше. По одному моему звонку дядьке.

– Мне похуй, кто и что написал, и ты тоже звони кому по кайфу. Пока я тут, у меня конкретная задача – найти это животное. Никто не знает вас, жителей этого села, лучше, чем я. Подумай головой, кому, если не мне, доверить его поиски?! Давай! Назови хоть одно имя!

Хамзат промолчал, и Заур, едва заметно кивнув, добавил:

– Не мешай мне работать!

Некоторое время Хамзат сверлил его взглядом, затем развернулся и пошел к своей машине. Представление закончилось, но народ не спешил расходиться: на сцене оставались еще два действующих лица. Заур пошел обратно ко мне и, не доходя, крикнул:

– Что ты тут делаешь?!

– Я… просто… пошел на утренний намаз, – ответил я.

Заур оглянулся и посмотрел на мечеть, будто вспомнил о ее наличии.

– Астахфируллагь. – Он устало потер лоб. – Прямо сейчас садись в машину и уезжай. Ты свое дело сделал и уже стал для кого-то проблемой. Еще чуть-чуть – и станешь моей проблемой.

– Да я как раз собирался… – промямлил я, но остановился, увидев, что Заур смотрит в сторону оставшейся группы зевак из десяти человек.

– Если никто из вас не хочет признаваться в убийстве или если у вас нет для меня полезной информации, расходитесь уже! – крикнул он в толпу, и народ начал уходить, бурча что-то в адрес следователя. Он еще раз устало потер лицо, посмотрел опять на мечеть и тихо сказал: – Астахфируллагь… Астахфируллагь… я-я-я Аллагь. ******* ********. Астахфируллагь.

Мне стало искренне жаль его. Я вспомнил, через что ему приходится проходить, чтобы просто иметь возможность заниматься раскрытием преступлений. Он принялся нервно что-то набирать в телефоне, затем поднял глаза и увидел меня.

– Ты еще тут, что ли? Уезжай! – рявкнул он, указав пальцем в сторону выезда из села, и я развернулся и ушел.

Сев в машину, я вспомнил свой основной план, состоявший из двух пунктов: уехать и забыть.

– Уехать и забыть. Уехать и забыть. Уехать и забыть, – повторял я, пока машина пробивала себе дорогу к выезду.

Вдалеке я видел выползающую из-за горы дорогу, ту самую, на которую мне нужно было попасть. Видел показавшийся на ней грузовик. Подумал о водителе, который проедет мимо этого села, бросит на него безразличный взгляд и подумает: «Хорошо живут – горы, чистый воздух». Позавчера я, в поисках горе-золотодобытчика проезжая это село в девять часов утра, наверняка бросил такой же взгляд, не зная, что ночью здесь была кровавая резня. Если бы я не ответил на звонок шефа, если бы не завернул сюда, все было бы просто зашибись. Я бы сейчас сидел в офисе в Махачкале, гордо смотря повтор новостного выпуска с моими кадрами. Да, всего лишь мошенник, а не больной убийца, но тоже неплохой репортаж. И драка была, и наручники. Что еще зрителю надо? Мой материал вернули, я все еще могу дать его в эфир. Денежку заработаю, и Заур в обиде не оставил. Три тысячи в кармане и ценный