крупным недочётам. Делить надо по-честному, но Мизгирь по-своему понимал честность и справедливость. Беспризорное детство научило его выбирать между правдой и ложью, между чёрным и белым. К белому он относил себя и свою жизнь, а к чёрному всё остальное, включая других людей. Правдой являлась его конкретная жизнь, а ложью жизнь всего человечества. Всё было просто, как в аптеке. Здесь он, Мизгирь, а там, за чертой, остальные. Главное в этой жизни остаться в живых самому, другие пусть заботятся о себе сами.

Мизгирь подумал и отделил из второго мешка ещё половину хлеба. И даже оставшуюся часть ему было жаль тратить на переселенцев. По совести говоря, он не хотел заморить людей голодом, просто каждый должен думать только о себе. Человек добывает себе пропитание, заботится, чтобы не заболеть дизентерией, хлопочет о постельных принадлежностях. Если же не смог добыть еду и одежду, сам виноват, тогда и сиди голый и голодный.

Такая простая логика умиляла Мизгиря. Он искренне считал себя самым мудрым среди живущих на земле людей. «Если бы я умел писать и читать, то стал бы великим учёным», — далеко и высоко уносился Мизгирь в своих заносчивых мечтаниях. Свита была ему под стать. Комар, который уголовную карьеру начал с детских лет, когда беспризорничал, всегда имел бодрый вид и всегда был под рукой. Мизгирь был уверен в нём, как в самом себе. Пёстрый часто задумывался, обычно молчал. Все думали, что он тугоухий. Сивый получил кличку по имени жеребца, когда работал в конюшне. А ведь было такое время, когда человек имел собственное имя и даже работу, но всё давно кануло в прошлое.

Работал Сивый недолго. Заезжие молодцы уговорили его увести лошадей, свалив кражу на цыган. Банду конокрадов задержали вместе с жеребцами на железнодорожном перегоне. Сивый сразу во всём сознался и с тех пор мыкается по тюрьмам и поселениям. На одной из пересылок Сивый приглянулся Мизгирю, с тех пор они вместе кочуют по тюремной Стране Советов. Китаец, несмотря на невзрачную внешность, характер имел скверный, во всё влезал, часто скандалил, и ел за троих. Иногда воровал еду у своих, за что его нещадно били.

К банде примыкало ещё несколько мелких уголовников, исполнявшие роль подручных. В дороге им поручали самую чёрную работу, которую никто не хотел делать: выбросить трупы, почистить параши. При делёжке хлеба подручные вели себя смирно, но умильно заглядывали в глаза Мизгирю, и тогда он с ворчанием подбрасывал им добавочные куски. Хлеб, украденный у переселенцев, уголовники, как и в поезде, меняли на табак, спирт или самогонку у конвоиров, те, в свою очередь, меняли хлеб на золото. Все были довольны друг другом. Конвойные не утруждали себя присмотром за переселенцами, а уголовники жили в своё удовольствие.

Лишь на барже Мизгирь понял, что попал в переделку. Он не рассчитывал загреметь в спецпоселение. Мизгирь боялся тайги. Поэтому он озлобился и стал ещё больше третировать ссыльных. Мучения придумывал Комар, он был мастером на изощрённые издевательства. Сначала посвящал в свои затеи Мизгиря, и, получив одобрение, бросался исполнять задуманное. Если бы переселенцы объединились и дали отпор уголовникам, их мучения не были бы такими нечеловеческими, но люди не стремились к объединению. Терпеливо страдая, переселенцы все как один погружались в безысходность. Ещё в поезде все научились смотреть в одну точку. Что они там видели, никто и никогда не узнает. Они унесли эту тайну с собой.

Люди, попавшие в переселенцы по воле недобросовестных исполнителей в центре страны, медленно шли на дно человеческого бытия. Они умирали ещё до наступления смерти. Люди постепенно становились животными. Все инстинкты и отправления, обычно скрываемые человеком, приходилось проявлять на виду у всех. Так постепенно отпало чувство стыда. Никто и никого не стеснялся. Одежда пришла в негодность, на ней топтались, ею укрывались, на ней ели то, что бросал Мизгирь. Вода была редким благом. Все знали, что вода превращается в яд, попав в организм, она заносит инфекцию, но все пили, потому что другой воды не было. Комар, видя, что Мизгирь скучает, выдумал новую забаву. Уголовники решили измерить длину половых членов у переселенцев. Полуголодных поникших людей заставили встать в две шеренги. Измученные люди, плотно стиснутые друг другом, с тоской смотрели на ухмылки и оскалы вызверившихся палачей. В глазах у людей не было страха, только тоска. Вероятно, благодаря мучительной тоске люди не взбунтовались, не набросились на горстку мучителей, а покорно ждали своей участи. Китаец и Комар заставили мужчин раздеться ниже пояса, потом долго ходили и топырили пальцы, измеряя и демонстрируя величину и размер детородных органов. Когда Мизгирю надоело смеяться, он дал знак, чтобы переселенцы легли на пол. Полураздетые люди послушно исполнили его волю, а когда они легли, уголовники помочились на них.

Забава Мизгирю понравилась, она его развлекла, но вскоре он снова заскучал. Ему хотелось на катер. Там песни и хорошая еда, приятные беседы в хорошей компании, анекдоты и байки. Уж он-то смог бы развеселить Колубаева. Мизгирь стиснул зубы. Как же добраться до него? От этого человека зависела его собственная судьба. Либо Мизгирь сгниёт на лесоповале вместе с беспаспортными, либо Колубаев отправит его на зону. Там Мизгиря встретят правильно, он станет авторитетом. Только вот, как добиться того, чтобы Колубаев не воспротивился отправке? Мизгирь ломал голову над такой сложной задачей.

Катер весело приплясывал на Обских просторах, и ему не было дела до мучительных раздумий Мизгиря, а баржа погрузилась в дрёму. Никто не понимал, что там, за бортом. Время определяли по пересменке конвоя: если охранники меняются, значит, наступила ночь, или уже рассвело. Погоду тоже определяли по температуре — если начинали задыхаться и кто-нибудь умирал от удушья, значит, распогодилось, весна в разгаре, солнце в зените. Баржа напоминала газовую камеру, люди умирали от собственных испарений. Выходить наверх имели право только Мизгирь и его свита, охранники не противились, если они вылезали из трюма. Остальные знали, что их пристрелят, как только они появятся наверху. Никто не протестовал, не требовал бумаги, чтобы написать жалобу, не ругался; все смиренно терпели и так же смиренно умирали, чего и добивался Колубаев. Кузнецов разрешил ему нарушить соцотчётность во время путешествия. По умершим в дороге лекпом составит акты общим списком, а выживших доставят в спецпоселения по счёту. Колубаева устраивало такое положение дела. Это ведь не озвучивать поимённый список, вызывая