Все, в ком течет кровь Властелинов, достигая определенного возраста, называемого посвящением, обретают способность в гневе, ярости, злости или при других сильных эмоциях менять свой облик. И не скажу, что он очень приятный и милый. Скорее, он очень страшен и идеально приспособлен для одного — боя.

На поле боя один обернувшийся Властелин стоил тысячи хорошо обученных солдат. Кроме того, почти полная неуязвимость для магии и для обычного оружия превращала их в поистине страшных противников.

Вот за это светлые нас не просто недолюбливали, а ненавидели. Горячо и исступленно.

И эти светлые, увидав мою начальную стадию превращения, решили, что я уже один из Властелинов. М–да, проблемка…

— А в ваших книгах не пишут, какими свойствами обладает кровь Властелинов? — ровно, глядя поверх голов своих спутников спросил я.

— У нас — пишут! — отозвалась эльфийка, настороженно поглядывая на меня.

Я молча достал кинжал из ножен и от души полоснул по запястью. Кровь, мгновенно наполнившая рану и обхватив руку подобно причудливому браслету, стекала на ладонь, а затем закапала на траву. Красная, как хорошее вино… У посвященных она светится зеленоватым светом.

Если они этого так хотят!

Эльфийка уже успела шепотом растолковать светлым разницу между кровью Властелина и непосвященного, так что над полянкой пронесся дружный облегченно–разочарованный вздох. Не понял, они что, надеялись, что я посвященный? А тогда чего боялись? М–да, с этими светлыми пока поймешь, чего они хотят…

— Ди, — окликнул меня Вангар, когда я опустился на землю и наложил на порезанную руку заклятие исцеления, — а ты действительно сын Темного Властелина?

— Да, — нехотя ответил я. Лучше они бы и дальше принимали меня за мелкого дворянчика. — Самый младший, если тебя это так волнует.

— И каково это? — не утерпев, вылез гном.

— Что — «каково»? — не понял я.

А рана–то щиплется! Ай! Все! В следующий раз никому и ничего доказывать не буду! Что я, крайний? И вообще, чего это я полез им что–то доказывать? Это общение со светлыми действительно отрицательно действует на мою бедную голову.

— Каково это — быть сыном Темного Властелина?

— А как ты думаешь? — ехидно поинтересовался я.

— Не, мы, конечно, слышали ваши вопли, — не отставал Торм, — но а все же?

Остальные тоже с любопытством уставились на меня.

— Не знаю, — пожал плечами я, руку опять дернуло. — Я не могу сравнивать. Не с чем. Как по мне так нормально.

— А вы правда на завтрак людей едите? — подала голос очухавшаяся Амата, осторожно, бочком, отодвигаясь от меня.

— Ага, — с самым серьезным выражением лица кивнул я. — Людей на завтрак, гномов — на обед, а эльфов — на ужин! А, забыл! Клириков, как особо ненормальных, выделяем из общей кучки и — на полдник их! — И, поясняя добавил: — Мясо сладкое.

Ой, про оборотней забыл… Команда резко сбледнула с лица.

— Почему? — тихо, очень печально переспросил гном.

— Что — «почему»? — Рука не давала покоя. Да когда ж ты заживешь, зараза? И после этого кто–то еще заикается про ускоренную регенерацию!

— Почему гномов на обед? — судорожно вцепился в секиру Торм.

— А на сон грядущий наедаться вредно! — ехидно ухмыльнулся я и, не выдержав, расхохотался.

— Ди! — Рассерженный вскрик Таймы перекрыл мой смех. — Этим же не шутят!

— А я виноват, что вы в сказки верите? — парировал я. — Мне тоже отец в детстве на ночь рассказывал, что светлые очень любят есть кузнечиков!

Вангар подавился воздухом.

— Кого–кого мы едим? — прокашлявшись, переспросил он.

— Ну насекомых всяческих… — Я попытался вспомнить: — Кузнечиков, гусениц… Лягушек вот, змеюк там, червяков… Ну и еще чего–то там по мелочи.

— Враки! — возмутился предводитель. — Не едим мы эту пакость!

— Вот! — подловил я его. — А нас что есть заставляете?! Мне, между прочим, больше всего стейк из горгоны нравится!

— Из кого–о–о? — синхронно округлила глаза команда.

— Из горгоны… — Не понял, а что я такого сказал?

— И вы что, на них охотитесь? — недоверчиво уточнила Тайма.

— Когда охотимся, а когда и разводим.

Хотя на диких горгон охотятся редко… На луа, похожего на гигантского зайца, и на водяного быка тарушти — и то чаще.

— М–да… — протянул гном, — дважды подумаю, если меня темные мясом угощать будут!

— А что? — удивился я. — На вкус — говядина говядиной.

Тайма молча поднялась на ноги, извлекла из общей кучи вещей свой мешок, вытащила оттуда кусок материи, служивший нам на природе столом, и принялась молча раскладывать на нем продукты команды и мои.

— Да что вы с ним тут еду обсуждаете?! — взорвался стоявший невдалеке Шамит.

Долго же он молчал. Что–то в лесу сдохло, не иначе. А рыжик между тем продолжал:

— Да всех темных еще в утробе матери убивать надо!

Над поляной повисла гнетущая тишина. Но, похоже, команда в этот единственный раз была на моей стороне… Я медленно встал и подошел к Шамиту почти вплотную.

— Слушай, ты! — прошипел я, меряя вора взглядом. — Да ты должен быть счастлив, что жив остался! За покушение на принца и оскорбление достоинства рода Властелинов полагается медленная и мучительная смерть!

Глаза Шамита, пустые, как бутыли из–под вина перед похмельным орком, не выражали ничего.

— Я умер десять лет назад, темный, — бросил он. — Все, что происходит сейчас, — лишь агония.

И оборотень, резко отвернувшись, принялся медленно перебирать золотистые пряди гривы своего коня.

Глава 5 СВЕТ МОЙ, ЗЕРКАЛЬЦЕ, СКАЖИ…

Обед проходил в гробовом молчании. Шамит, специально усевшийся подальше от меня, горделиво молчал