Вообще, собственное решение и получившееся в результате положение казались ему крайне глупыми, просто на редкость. Он уехал с работы рано, почти никогда не удавалось так уехать, и тут позвонил Данька.

– Пап, – сказал его деловой и взрослый сын, – мы с девчонками едем в Немчиновку, к Насте. Я их провожаю. Это я тебе для того говорю, чтоб ты потом не орал, куда я делся.

Липницкий, обрадовавшись такому прекрасному поводу, сказал, что заедет за ним. От Немчиновки до их собственной дачи не близко и неудобно.

Не то чтоб ему хотелось в дом к посторонним людям – в будний день, когда удалось пораньше вырваться с работы! Но ему хотелось пожить с Данькой одной жизнью, хотя бы немного.

И чтоб это была именно общая, семейная жизнь или что-то на нее похожее. Чтоб было много людей, интересный разговор, обед, и чтобы среди всего этого – они с сыном.

И дом в Немчиновке понравился ему – настоящий старый дом, не дряхлый, а именно старый! Состариться дому удалось красиво – ни трещин, ни покосившейся крыши, ни струпьев растрескавшейся краски.

А обед был вообще сказочным! И хозяйка, подававшая его, как из давнего французского кино, – высокая, с прямой спиной, похожая на Анук Эме.

Уже давно нет таких героинь и нет такого кино.

Липницкий несколько раз словно вспоминал о ней, а вспомнив, начинал думать, и это было приятно и немного волновало.

Ему хотелось поговорить с ней, хоть о французском кино, хоть об обеде или о кустовых розах. В прошлом году он привез из Оксфорда розы, посадил под домом с самой теплой и безветренной стороны и теперь ждал, что будет дальше. О розах из Оксфорда поговорить ему было не с кем, не с Данькой же и не с собственным заместителем!..

Может, все дело в подступающей старости или в том, что он сильно устал за последнее время, но невозможность поговорить о том, что ему было на самом деле важно, стала сильно угнетать. Когда умерла жена, нужно было стараться, изо всех сил стараться жить, и он старался, преодолевал себя, у него получалось. Нужно было, чтоб Данька вырос нормальным человеком, а не сыном большого начальника, и ему пришлось втолковывать, почему нельзя то, что можно его ровесникам, ребятам одного с ним круга общения. Отец категорически не желал, чтоб сын вырос «мальчиком из высшего общества»! Не желал и боялся этого больше любых других детских проблем.

Теща жила с ними и была их главным другом. Тогда и семья была – разговоры, обеды, миндальный торт, тещин любимый. Выволочки она устраивала, если ей казалось, что зять и внук неправильно себя ведут. Когда умерла теща, никакой семьи не стало. Остались отец и сын, довольно хрупкая конструкция, если ничем ее не подпирать.

Андрей Данилович знал, что подпереть ее нечем.

Дом в Немчиновке и населявшие его женщины показались ему милыми и приятными, вот он и приехал, чтобы еще раз взглянуть на них, и теперь все это представлялось страшной глупостью!..

Что это он придумал?.. Какое такое спасение от одиночества?..

– Наливочки? – спросила Марина. – У меня превосходная малиновая ратафия, еще моя бабушка делала и меня научила. Или вы за рулем?

Упоминание «наливочки» Липницкого вдохновило.

– Нет. То есть да! То есть я за рулем, конечно, но мы Даньку посадим! Он разгильдяище, водит плохо, но иногда можно. Так что выпью с удовольствием.

Тут он вспомнил! И как мог забыть?!

– Марина, – сказал он, – я совсем забыл. Я же с собакой! Можно мне ее выпустить или пусть в машине сидит?..

– Ну конечно можно! – сказала Марина в изумлении. – Зачем же ей сидеть в машине! Давайте ее сюда! Она большая?

Липницкий засмеялся.

За собакой он заехал после работы, потому что она тоже то и дело оставалась теперь одна, и сентиментальная мысль о том, что сегодня они будут жить «семейно», распространялась и на собаку.

Марина проводила его глазами. Ну очень странный человек! Может, он никакой не генерал и большой начальник, а чудаковатый университетский профессор? И что у него там за собака?

– Проходи, – донеслось с крыльца, – не спеши! Не спеши, кому сказал! Вытри лапы и как следует поздоровайся!..

В столовую влетел крупный веселый ярко-рыжий колли. Завидев Марину у плиты, колли закрутил бублем шикарный раскидистый хвост, ухмыльнулся, подбежал, уселся и протянул лапу.

Марина взяла лапу и пожала. Лапа была холодной и влажной.

– Как тебя зовут?

– Черри, – объявил гость. – Домашнее имя Черище. Вы извините меня, что я таким составом, но мы все очень редко бываем вместе, чтобы и сын, и собака! И я…

– Да ничего, ничего, – радостно сказала Марина Тимофеевна. Колли опять подал лапу, и она опять пожала. – Ты такой умный пес! Лапу подаешь? Здороваешься?

– Ее Данька научил, давно.

– Можно ее угостить? Отварной курицей?

– Угостите лучше меня отварной курицей, – сказал Липницкий. – Черька обойдется. Но можно и ее тоже угостить. А вы не держите собаку?

– У нас всю жизнь собаки, – ответила Марина, расставляя на столе посуду. – Когда последняя умерла, мы решили пока не заводить. Переживали очень, особенно дочь.

– Неправильный подход, – сказал Липницкий. – Наоборот, нужно сразу заводить! Тогда легче и отвлекаешься как-то. Я точно знаю.

– Должно быть, вы правы. К столу, Андрей Данилович.

– Называйте меня Андрей.

– Тогда и вы меня Мариной! – Она улыбнулась. – Ну? За что выпьем? За обед?

И они выпили за обед.

Наливка была на самом деле хороша.

– Чем занимается ваша дочь?

– Пишет сценарии. Внучка поступает на актерский, и по всей видимости, не поступит. Мы решили, что просить никого не станем. Ну, то есть мне-то и просить некого, Тонечка не станет! В эту профессию, мне кажется, вообще лучше не ходить, а если уж идти, то никак не по звонку. А ваш мальчик в университете, да?

Они ели бульон и разговаривали о детях. Колли лежала рядом с хозяином, наставив треугольные уши.

Поговорив немного о детях, они выпили еще наливки и стали разговаривать о садоводстве. Липницкий считал, что садоводством имеет смысл заниматься вдумчиво и постоянно, и Марина с ним соглашалась.

– Я все время на работе или в командировках, – рассказывал он, – конечно, есть человек, который смотрит за садом, и хорошо смотрит! Но я… как бы это сказать…

– Ревнуете, – подсказала Марина.

– Вот! – обрадовался Андрей Данилович. – Самое точное слово! Именно ревную! Когда у него все получается, у садовника, мне обидно, что это вырастил не я, а когда не получается, мне жалко сад. Привезли из Крыма розы, так они все погибли, представляете? Что-то мы