что он никакой не Сахаров, а Цукерман, но это было и хорошо — Володя был хитер, ловко выкручивался из любых ситуаций и давал всем ценные советы. Был он невысок ростом, но жилист и удивительно силен. Команду в депо искренне считал своей семьей, и на него всегда можно было положиться в трудной ситуации. Володю очень любили и уважали все товарищи. С его способностями он мог преуспеть, где угодно, но им повезло, он с детства мечтал стать пожарным, и от своей мечты, когда вырос, не отказался, как многие.

Совет от друга был нужен, поскольку вопрос все же деликатный — разговаривать предстоит с пожилой женщиной, да непростой к тому же. Мало ли она сама верит в то, что делает, предсказывая неприятности людям? Как поговорить с ней так убедительно, чтобы у нее пропало всякое желание совать нос в дела его семьи? И при этом, чтобы эта старая ведьма не обманула его.

Эх, была бы она мужиком, вот тогда у Загита и вопросов бы не было, как вести разговор. Искренне сожалея об этом, он так сжимал кулаки, что пальцы белели.

Володя внимательно выслушал Загита, после чего сказал:

— Удивляюсь только тому, что ты столько времени это терпел. Надо же, какая стерва! «Предсказания» она делает по фотографиям. Неплохо устроилась — глянуть, карты раскидать, да наморщив лоб, начать людям жизнь портить!

— Значит, я прав, надо сходить и поговорить? — вдохновился Загит.

— Не то слово! — кивнул Володя, — вот только я тебя одного не отпущу, вместе пойдем. А то знаю я тебя, слонов велено в посудную лавку не пущать без сопровождения!

Юмор Володи Загит не всегда понимал, вот как и в этот раз, но согласно кивнул. Только добавил, решив уточнить на всякий случай:

— Она не по картам гадает, там, вроде, какие-то камушки разбрасывает.

— Да не все ли равно! — махнул рукой Володя, — время разбрасывать камни прошло, мой друг, теперь время их собирать.

Загит согласно кивнул, прозвучало красиво. Он уже слышал похожую фразу в школе, на собрании, от директора. Тот хвалил учителей, говоря, что они щедро разбрасывали знания, и могут гордиться теперь своими учениками.

Тянуть не стали — сразу, как закончилась смена, так и пошли. По совету Володи одежду не меняли, пошли в форме, чтобы произвести большее впечатление. Как он сказал Загиту:

— Человек в форме всегда вызывает уважение. Не очень важно, в какой. Хотя наша еще и солидно выглядит.

Володя оказался прав. Когда они постучали в дверь, и Марфа ее отворила, то сразу же засуетилась, увидев двух мужчин в форме пожарных.

— Ой! А что такое случилось? — всплеснула она руками.

— Недобросовестное поведение у некоторых случилось, — сурово сказал Володя, идя грудью на Марфу и заставляя ее пятиться в дом, — что же вы, гражданка, живете на нетрудовые доходы и советским людям головы морочите?

— Я… да не… — начала мяться Марфа.

— Живете, живете, — бойко продолжал Володя, — сколько вы вчера взяли денег у гражданки Оксаны Якубовой? Двадцать пять рублей, верно? А сколько всего взяли у этой гражданки денег за последние годы? Ну-ка, мне вам сумму назвать или сами припомните?

— Так это в долг было, в долг! — запричитала Марфа, — я готова вернуть, сразу, как она зайдет!

— А ее ждать не надо, ей больше у вас делать нечего, — сказал Володя, — тем более, вот и муж ее здесь, товарищ Якубов, который ваш покой охраняет, пока вы деньги из его жены тянете. Можете ему деньги вернуть. Да не вздумайте хоть копейку утаить!

Марфа метнулась в дальний угол дома. Достала коробку с шитьем. Убрала тряпки и достала из-под них деньги. Торопливо, косясь на незваных гостей, начала отсчитывать купюры.

— Смотрите, гражданочка, если еще хоть один сигнал на вас поступит, мы вернемся и совсем иначе говорить будем, — насупив брови, сказал Володя, — вы сейчас по самому краешку прошли, вот совсем по краешку…

Через три минуты Загит стоял на улице около дома Марфы, сжимая в руке две сотни рублей. Он не знал, действительно ли столько отнесла за последние годы этой старухе его жена, или под натиском Володи Марфа предпочла дать лишнего.

— Пошли, что ли? — все еще ошеломленный от действий Володи, сказал он.

— В смысле, угощаешь? — смешливо сморщив длинный нос, спросил тот.

— Угощаю, конечно, — сказал Загит.

Ему и в голову не пришло, что можно вернуть деньги, когда он шел к Марфе. Думал, просто поругается, и все. Как же хорошо, что взял с собой друга. Загит решил, что все, что останется после того, как отметят победу над ведьмой, отправит Галие. Она все же пострадала от безумных действий своей матери.

— Но погоди, пока еще никуда не пойдем, потопчемся тут возле дома ведьмы, подействуем ей на нервы еще, — сказал Володя, — она как раз краешек шторы отогнула и за нами опасливо подглядывает. Видишь, какие чудеса форма творит!

— Да не, это твои слова чудеса творят, как ты ловко ее в оборот взял! — признал таланты друга Загит, — думаешь, теперь она не будет Оксане больше голову морочить?

— Ох, как бы я хотел посмотреть, что будет, когда твоя супружница ее навестить вздумает! — мечтательно сощурив глаза, сказал Володя, — что она о себе услышит! Гнать ее будет Марфа со своего двора скалкой, вот увидишь!

* * *

Тарас обрадовался, встретив в коридоре Ашота. Занятий у того сегодня не было, а переговорить с ним нужно было срочно. Ну не идти же самому к Рафаэлю выяснять, как так вышло, что он приволок с каким-то приятелем в общежитие вусмерть пьяную Диану? Кто он ему, чтобы такие вопросы задавать? Парень может перепугаться и попытаться навешать ему лапши на уши. Другое дело, если его дядя спросит…

Ашот дружелюбно поприветствовал Тараса, не заметив, что тот напряжен. Видно было, что настроение у него хорошее. Тарас, поздоровавшись, принялся прикидывать, как изложить свой вопрос таким образом, чтобы и не испортить другу настроение, и не настроить заранее против племянника. Ашот — человек очень горячий. Если что не так поймет — может с воплями понестись по коридору разбираться с Рафаэлем. Как, собственно, один раз уже было. А Тарасу никак не нужны были сейчас публичные разборки, в ходе которых студенты и преподаватели смогут узнать интригующие детали того факта, что его дочь, Диану, приволокли в общежитие пьяной.

Наконец, решившись, заговорил:

— Ашот, дружище, такой вопрос, только не делай никаких пока выводов, ладно? Нужно, чтобы ты тихонечко, не привлекая ничьего внимания, расспросил своего племянника по одному делу. Сможешь?

Ашот насторожился. Улыбка пропала. Он спросил: