наливает порцию и для Бетти. Я замечаю, что Гарет отказывается. Заварки у нас… дефицит?

В отличии от меня Бетти не садится, пьёт стоя и смотрит на меня с высоты своего роста.

Она замечает ларец:

— Гарет, это и есть приданое твоей драгоценной супруги? Вместо обещанных ста тысяч имперских золотых дублонов господин Пегкер отсыпал горстку? Как и ожидалось от купца.

— Бетти.

— Разве я не права? Господин Пегкер оставил вас ни с чем.

— Леди, прежде, чем обвинять моего отца, проясните либо зрение, либо разум. Опечатанное личное имущество никак не может считаться приданым.

Отвар действует волшебно. Я больше не чувствую себя отмороженной сосулькой, оттаиваю, прихожу в себя.

Бетти понимает, что обмишурилась.

Фыркнув, но теперь не презрительно, а маскируя собственную неловкость, она отставляет чашку с недопитым отваром на стол и быстрым шагом уходит.

— Как вы себя чувствуете, Даниэлла?

Мы снова на “вы”?

— Спасибо, я в порядке. Гарет, мы можем поговорить?

— Да… Тётушка, у нас неприятность случилась. Попробуй поискать для графини сменную обувь и ещё одун пару чулок. Те, что были, мы… потеряли.

— Ох, лишенько! Сию секунду!

Всплеснув руками, кухарка уходит.

Гарет берёт недопитую чашку, опрокидывает в себя остатки отвара.

— О чём вы хотели спросить, Даниэлла?

У меня миллион вопросов, но начну я с главного.

— Гарет, что такое инициация и что с ней не так? За что офицер собирался меня задержать? Почему инициацией мог заинтересоваться император? — я выдаю вопросы один за другим, не давая Гарету и слова вставить. — Почему “на злости”? А как ещё бывает? Что означает инициация?

Я уже повторяюсь?

Я выдыхаю, и понимаю, что с инициацией действительно что-то не так. Иначе почему у Гарета взгляд бегающий?!

Глава 24

Такой взгляд бывает, когда человек принёс дурные вести и не знает, как правильнее их сообщить. Ха, если я беспамятная, откуда я знаю, кто как именно смотрят люди с плохими вестями?

— Дани… — Гарет снова меняет стиль обращения, и я уверяюсь, что я права.

— Не томи, пожалуйста. Иначе я придумаю такие ужасы, что реальности не снилось.

Гарет позволяет себе намёк на улыбку — лишь уголок губ приподнимается.

А затем выражение лица вновь становится серьёзным и сочувствующим.

— Дани, ты могла заметить, что магия обычно наследуется. Раз в несколько веков случается, что ребёнок неодарённых вдруг открывает в себе талант и становится родоначальником новой династии, но появление дара от пробуждения наследства настолько отличается, что не спутать.

— Чем? — уточняю я.

Пока что я не улавливаю, к чему именно ведёт Гарет.

— Внешним проявлением. Ты горела злостью. Был только один розово-красный цвет, переливавшийся оттенками, как бывает у настоящего огня. Если бы дар был твоим личным, а не родовым, то по краю обязательно бы вилась чёрная кайма с серебристым блеском.

— Ага… И?

— Господин Пегкер не маг. И ваша матушка, насколько мне известно, тоже неодарённая.

— То есть вы полагаете, что моя матушка… нагуляла меня на стороне? — я чуть повышаю голос.

Интересное предположение, оно многое объясняет — и отношение Медведя ко мне, и его восклицание “Позор!”, и отношение рыжухи. Даже некоторое пренебрежение горничных, если они слышали сплетни и верят им, предположение Гарета тоже объясняет.

Не удивлюсь, если замуж матушка Даниэллы вышла по принуждению её родителей, потом встретилась с привлекательным мужчиной, оказавшимся магом, влюбилась, провела с ним ночь, а то и роман закрутила…

— Гарет, а где моя матушка?

— Сожалею.

— Не стоит. Я ни её не помню, ни отца, — я пожимаю плечами.

— Скончалась.

— Давно? — зачем-то спрашиваю я.

— Через три года после вашего рождения, Даниэлла, ваша матушка скончалась от родильной горячки. Младенец тоже не выжил.

— Мальчик? — уточняю я.

— Да.

— Печально, — выдыхаю я, чтобы сказать хоть что-нибудь.

Мне жаль эту незнакомую женщину.

Но сейчас речь не о ней, а о том, что у меня появился повод подозревать господина Пегкера в очень нехорошей вещи. Если мальчик тоже был не его ребёнком, то… у Медведя был очень весомый повод не желать, чтобы мать и дитя остались в живых. Зачем ему наследник чужой крови? Вот-вот.

Гарет, по-своему интерпретировав мою задумчивость, накрывает мою ладонь своей.

— Вы переживаете больше, чем я? — улыбаюсь я.

— Кажется… — хмыкает Гарет.

Я чувствую, как его отпускает напряжение.

Между нами повисает молчание. Гарет задумывается и, наверное, неосознанно начинает гладить мои пальцы. Я замираю, боясь спугнуть ласку, и в какой-то момент Гарет уже не гладит, а выводит на моей коже завитки и спиральки. Откликнувшись, проступает печать. И едва Гарет замечает красный и синий цветки, как две детальки пазла, соединившие лепестки, он отдёргивает руку.

— Так что там с инициацией? — напоминаю я первый вопрос.

— Дани… Спонтанное пробуждение магии очень опасно, и не только для самого одарённого, но и для окружающих. Если бы вы не справились, вероятно…

Я вспоминаю обрывки фраз:

— В трюме бы начался настоящий пожар?

— К сожалению, гораздо хуже. Я уверен, что пламя охватило бы весь корабль. Формально закон не нарушен, так как “Зелёная черепаха” принадлежит господину Пегкеру, но в то же время закон можно трактовать против вас упирая на то, что вы находились на территории порта, и инициация несла угрозу для окружающих.

— Обычно…?

— Обычно маги проходят инициацию дома в специальных учебных залах, предназначенных для начинающих магов, или, если дома подходящих условий нет, в храме или, как недавно стало модно, в Столичной Белой палате. Устраивают праздничную церемонию…

Дошло!

— И чем отличается спонтанная инициация от… запланированной? Кстати, а как именно планируют? В плане… можно вызвать пробуждение дара неким способом?

— Дар не пробуждается раньше пятнадцати-шестнадцати лет, кроме исключительных случаев, поэтому с тринадцати лет будущие маги учатся самоконтролю, учатся ощущать магию, направлять её течение. Во время праздничной церемонии маг садится на возвышение и через спокойствие и разум пробуждает магию.

— Какая разница?

— Трудно сказать. Пробудить магию на церемонии под десятками, а то и сотнями взглядов зрителей считается престижным. Суметь совладать с собой в не самой простой обстановке… В книгах, одобренных Императорской Академией наук, также пишут, что наилучших результатов достигают маги, с самого юного возраста оттачивающие самоконтроль. А вот в книгах нерекомендованных я встречал противоположную точку зрения. Якобы дар, пробудившийся на эмоциях,