своим потусторонним видимую жизнь». Русские мальчики Шаргунова, попавшие в сети идеи, пропитывают свою жизнь искусственными формулами, идейными мнимостями, и потому сами становятся симулякрами, отчужденными друг от друга. Крайняя их степень – нежить мамлеевских «шатунов».

Рассказ «Таланты и Поклонова» первоначально мыслился в качестве первой главы романа идей о русских мальчиках в смутное время. Странные современные молодые люди, которые бродят по земле в поиске себя. Бессмысленные люди, все дороги которых идут в клуб, где звучат странные песни про «ненависть в наших сердцах». Кидающие снежки в пожилую дворничиху Поклонову на каком-то пьяном азарте. Они демонстрируют оторванность, они, как взвесь, как этот снег, который раскидали, а Поклонова пытается собрать. Они не являются приятелями, просто случайно собрались по дороге в клуб, с которым соседствует дворницкая Поклоновой. В финале троица случайных приятелей так же быстро рассыпалась, как и собралась: «Разъехались в разные стороны не просто незнакомцами, но как бы врагами».

Конечно, в этой первой новомирской подборке еще сложно предугадать скорый манифест «Отрицание траура» и повесть «Ура!». Собственно, она была довольно обычной для начинающего писателя. Смесь реальности, сдобренная специями фантасмагории, постмодерна, обаянием прозы Мамлеева. Но именно через эту подборку, через осознание скуки писать по проторенной, ставшей типичной колее и произошла манифестация автором своего «я». Осознание необходимости своего голоса, и не только голоса одиночки, но и голоса поколения, осознание необходимости манифеста.

Сергей сымитировал тот траур, который он после призвал отрицать. «Как там ведет себя Шаргунов?» – на этот вопрос автор сознательно не отвечает, да и вообще сам он почти здесь не проявляется, если не считать себя четырнадцатилетнего да эпизодического персонажа, о котором только и известно, что он «качественный» и «всё понимающий» пацан. Вопрос «как там ведет?» он здесь только формулирует, задает себе, чтобы ответить на него позже.

В ранних рассказах Сергей еще только изучал людей, оттачивал стиль. Применял на практике свое особое зрение, о котором писал Прилепин в рассказе «Ботинки, полные горячей водкой»: «Зрение он имел непонятное мне, видел редкие цвета и удивительные полутона». Это была его рекогносцировка. Видящий редкие цветы Сергей в манифесте «Отрицание траура» говорил уже совсем о других цветах.

Шаргунов взыскует широты, он категорически против односторонности, в которую впадают русские мальчики. Еще в повести «Как меня зовут?» Андрей Худяков в своем дневнике жаловался на отсутствие широты у людей. Одни зациклены на «доброй погодке и купюрах», другие – «одержимцы» со своей однобокой правдой: «А широта где? Чтобы не мещанство, не маньячество, не штамп, а широта…»

«Миру идей и миру действительности несвойственны застылость и определенность», – писал в свое время Дмитрий Лихачев о Федоре Достоевском («Достоевский в поисках реального и достоверного»). По этому же принципу действует и Шаргунов, отлично понимающий, что любая ограниченность, односторонность ведет к закостенелости и смерти. Мы ведь отлично помним, что и на убийство Раскольникова подтолкнула маниакальная подчиненность идее. Чтобы стать человеком, необходимо быть свободным от этого, поэтому Сергей и зовет к свободе от идеологических шор.

Идеология – искусственна, жизнь – мистична, непредсказуема, часто нелогична для тех, кто не может понять ее сокрытую логику. Одержимец идеей становится стеклянным и исчезает. Подчиненный высшему предназначению-кресту отрок преображается в святого Сергия. Русские мальчики с «детскими ручками» и «детскими личиками», насмотревшиеся «Бригады», пошли кошмарить лавку с «мобилами» (эссе «Это веселое имя – “Бригада”»).

Русские мальчики стекленеют, превращаются в кукол, умирают. И это неправильно. Сергей призывает исправить это и «вернуть всему на свете соль, кровь, силу» – это наш общий долг – пишет он в том же эссе.

Его русские мальчики – многоточие. «Что ждет нашего героя?» – вопрошает автор в самом финале повести «Как меня зовут?». Сергей ждет от него вестей, чтобы понять, кем он был, кем будет, ведь уже завтра «может стать совершенно другим». Пока же Андрей устроился почтальоном и разносит чужие письма и газеты, чтобы через какое-то время сформулировать и свою весточку. Сергей после неудачной попытки в 2007 году взять штурмом политический олимп, устраивается дворником. На стальном листе лопаты он отпечатал фотографию своего одиночества, но в то же время получил и уверенность. Помним: «Уязвленность личности – отправная точка для свершений»…

«Если доживу – то лучшие книги случатся в тридцать и позже», – заявил Сергей в интервью «Книжной витрине». Тридцать уже давно исполнилось. Шаргунов вполне готов к тому, чтобы раскрыться новыми книгами.

В уже упоминавшемся рассказе «Ботинки, полные горячей водкой» Захар Прилепин отмечает «насмешливые и всё понимающие глаза» Саши-Сергея («всё понимающим» предстает эпизодически автор-герой Шаргунов и в рассказе «Бедный Рязанов»). После описания глаз Захар переходит на лицо: «Мимика его лица играла марш. Он, обладающий идеальным слухом на слово, умел пользоваться пафосным словарем, мог себе позволить». Шаргуновский марш, играющий клич «Ура!».

Дальше описываются повадки Саши, который «был яркий, звенел голосом, нес себя гордо, и вся повадка его была такой, словно у него в руках – невидимое знамя. Младшему давалось многое, но он хотел еще больше». Он любил политику, «ему нравилось находиться внутри нее и делать резкие движения».

Дадим еще слово Захару, который особенно отмечает шаргуновскую энергетику и оптимизм. Перед первым интервью с Сергеем «Будет ярко и жарко!» (такой же заголовок в 2012 году дали своему новогоднему поздравлению новые редакторы сайта «Свободная пресса» http://svpressa.ru/society/article/62763), которое позже вошло в сборник «Именины сердца», Прилепин так пишет о нем: «Эмоциональный, взрывной, яркий Шаргунов либо сразу очаровывает, либо отталкивает раз и… если не навсегда, то надолго.

Я отношусь к числу первых, очарованных, чего и не скрываю.

Сергея я не раз встречал на литературных семинарах, и, право слово, его черную башку, с наглыми, веселыми глазами просто невозможно не заметить в любой толпе, на любой вечеринке, за любыми пьяными писательскими столами, где каждый третий непризнанный гений, а каждый десятый и вправду талантлив.

Но талант одно, а человеческая энергетика – другое; бывают таланты неприметные и тихие. А от Сергея замечательная человеческая энергетика просто прет: упрямо, жестко, уверенно, страстными рывками. Он словно вгоняет себя – в историю, в литературу, в политику, в жизнь. У него получается: и лишь потому он и раздражает многих.

Вышли три его романа – “Малыш наказан”, “Ура!”, “Как меня зовут?”. Восклицательный и вопросительный знаки в названиях двух романов Шаргунова тоже, мне кажется, говорят о его эмоциональности, о его вопросах к миру, о его ответах миру.

Сам Сергей более всего ценит свой первый большой текст – “Малыш наказан”. Я же более всего люблю другую вещь – “Ура!” и всерьез, самоуверенно называю эту книгу классической.

Особенно дорог мне в ней тот оптимистический