Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я вообще не ложился. Я здесь со вчерашнего вечера, если не считать вылазок в бар и больницу.
Бледное как мел лицо и темные круги под глазами не оставляют сомнения в том, что сказанное – чистая правда.
– Тебе надо выспаться, – говорю.
– Не указывай, что мне делать, – огрызается Бирк, наливая себе кофе. – Пока ты развлекался дома с подружкой, я за тебя работал.
– И что ты делал в больнице?
– Навещал Эби Хакими.
– Это еще кто?
– Тот, кому наш замечательный коллега всадил пулю в глаз. – Он делает глоток из чашки, морщится. – Черт… чуть теплый.
– Зачем же ты к нему ездил?
– Затем, что он знал, из-за чего убили Хебера. Более того – ему было известно, кто станет следующим.
– Что ты сказал?
– Пойдем выйдем, – говорит Габриэль вместо ответа. – Нам лучше поговорить в машине.
– Но…
– С какой стати я должен этим заниматься? У тебя нет других дел в участке? У меня есть…
– Мне тоже есть чем здесь заняться.
– И?..
– Но на сегодня я сделал все. Ты – нет?
– Нет.
– Жаль.
Я молчу, хотя должен бы сказать что-то еще. Мы спускаемся в гараж, садимся в машину Бирка.
– Я использовал кое-какие функции в диктофоне… – Тот взвешивает на ладони знакомую темно-синюю штуку. – Вырезал самое важное, чтобы не тратить времени понапрасну. Полная запись хранится в надежном месте. Если захочешь ее прослушать, я предоставлю тебе такую возможность.
Он заводит мотор. Я проваливаюсь в дрему, но не более чем не мгновенье. Чувствую, как сон обволакивает меня, подобно ватному одеялу.
– Я устал, – говорю я.
– Взбодрись. – Бирк выруливает из гаража навстречу холодному дневному свету.
– Куда мы едем?
– Без понятия. Куда-нибудь, где есть вода. Она хорошо освежает мысли.
* * *
Щелчок – на заднем плане кто-то разговаривает. Потом что-то похожее на дверной колокольчик. Смех, далее голос Томаса Хебера.
– Ну, – говорит он, – теперь, как мне кажется, он включился.
– Кажется? – переспрашивает другой, женский голос.
– Он включился.
– У меня нет никакого желания повторять все с самого начала.
– Не волнуйся. Ты же знаешь, что ничего никому не должна. Мы прекратим все это, когда захочешь.
– Да, я знаю.
Если верить «полевым заметкам», это март, первая встреча Хебера с Лизой Сведберг. Они сидят в кафе, неподалеку от его дома. Голос Лизы звучит настороженно.
Где-то поблизости звонит мобильник. Сигнал – музыка из вестерна «Хороший, плохой, злой». Хебер спокоен, собран. Слова льются сплошным убаюкивающим потоком – как у ведущего какой-нибудь ночной радиопрограммы. И эта манера хорошо согласуется в моем сознании с его красивым, правильным лицом.
– До тебя не так просто было добраться, – говорит он.
– Да, мне так спокойнее.
– Но почему?
– Несколько лет тому назад я имела серьезные проблемы с полицией.
– Но от этого все это выглядит еще более подозрительным.
– Понимаю, но это уже второй момент… Я не загадываю так далеко.
Звенит фарфор. Потом кто-то шумно втягивает в себя напиток – кофе или чай.
– Ты ведь тоже как будто был с AFA? – спрашивает она.
– Да, был.
– И почему отошел от них?
– AFA хорош для радикальной тактики. Когда «Шведские демократы» выходили на площадь, AFA забрасывал их подожженными бенгальскими свечами. Но против того, чем стали «Шведские демократы» сегодня, эти методы бесполезны… Хотя, – добавляет он, – еще вопрос, кто из нас прав, я или AFA… Просто я изменился, постарел. Возможно, все дело в этом.
Короткий смешок – ее.
– Сколько же тебе лет? – спрашивает она.
– Тридцать пять, а тебе?
– Двадцать шесть, но я почему-то чувствую себя старше… И так оно было, сколько себя помню.
– И это связано с моим первым вопросом, – отвечает он. – Я хотел начать с того, как ты пришла в автономное общественное движение.
Раздается щелчок – диктофон выключается.
Над ухом раздается голос Бирка:
– Дальше разная чушь… О родителях из среднего класса, обывательской экономической политике… дискриминации по половому и классовому признакам и так далее… Первое интервью, во всяком случае, не слишком интересное. Если ты не социолог, я имею в виду.
– И все-таки это удивительно, – замечаю я.
– Что?
– Слышать его голос.
– Ах вот ты о чем… Да… Следующий кусок совсем короткий, самый конец первого интервью.
* * *
Голоса на заднем плане стихают. Где-то включают радио, последние известия.
– Мне пора, – говорит Лиза Сведберг. – У меня встреча с приятелем.
– Да, конечно, – отвечает Хебер.
– Ты удовлетворен?
Теперь ее голос звучит не так, как в начале записи. Вместо напряжения и подозрительности – покладистость, желание угодить. Так разговаривают с хорошим знакомым или другом.
– Этого я сейчас сказать не могу, – отвечает Хебер. – Я должен еще раз прослушать интервью.
– С тобой легко, – замечает она. – Ты сам прошел через все это, поэтому понимаешь с полуслова. Многое не приходится объяснять.
– Но именно по этой причине мы можем упустить кое-что очень важное – я, во всяком случае… Я прослушаю все как следует еще раз и снова свяжусь с тобой. Можешь сказать, как на тебя выйти?
– Да. – Раздается щелчок, как будто щелкают зажигалкой. – Можешь выключить эту штуку?
– Конечно.
Еще щелчок. Тишина.
* * *
– Уже сейчас есть кое-что, что может насторожить, – замечает Бирк.
Это так. То, о чем говорит Габриэль, читается, как говорится, между строк, не будучи высказанным напрямую.
– Она предельно осторожна в том, что касается контактной информации; опасается, что эти сведения попадут в запись. Чуть позже она ведет себя менее осмотрительно, но никогда не теряет бдительности. Насколько я расслышал, в интервью ее имя проскальзывает лишь один раз, в самом конце, и его называет Хебер. Но не думаю, что она уже тогда знала…
Бирк замолкает, не договорив. Потом нажимает кнопку и переходит к следующей записи.
– Чего не знала? – спрашиваю я.
– Терпение, сейчас как раз будет об этом… Это следующее интервью, которое Хебер взял у нее неделю спустя в том же кафе. Это после него она впервые с ним переспала.