Помогаю ей снять пальто, которое пристраиваю на вешалке. У меня такое чувство, будто Сэм вернулась домой.

И все это запах Сэм, он окутывает меня, вселяя надежду. Но все ушло в прошлое, безвозвратно, моя любимая. Теперь ничего не поправишь, мы ведь с тобой не дураки и не дети.

* * *

Ты должен это услышать.

Бирк имеет в виду записи на диктофоне. Я спрашиваю себя, что же такое там может быть.

В руке у меня мобильник. Сэм спит, прислонив голову к моему плечу. Мигающий телевизионный экран перед нами – окно в параллельный мир, где Джейн Рассел и Мэрилин Монро танцуют в окружении мужчин в дорогих костюмах. …bye bye baby… – поет Джейн Рассел.

Завтра, – отвечаю я Бирку. – У меня Сэм.

Бирк не отзывается, за что я остаюсь ему бесконечно благодарен. Сон у Сэм чуткий, и засыпает она с трудом, так оно было всегда. Я осторожно целую ее в голову, и Сэм вытягивается, прикладывая свои губы к моим. Это неожиданно, ведь прошло столько лет… Я чувствую во рту металлический привкус, и губы ее сухи. Но это губы Сэм, я узнаю их.

Когда я поднимаюсь, чтобы обернуть ее одеялом, она удерживает меня. Как будто боится, что я оставлю ее одну в постели и никогда не вернусь.

* * *

Три удара в грудь – и все кончено. Или нет, это были не просто удары: боль пронзила все тело. Она упала на спину, уставила глаза в потолок. Попробовала моргнуть – получилось. Постепенно в поле зрения оказался стол, склонившийся над ней мужчина, потом снова потолок.

Ее удивило собственное тело, оказавшееся таким выносливым. Оно не хотело сдаваться, хотя уже и не подчинялось ей. Особенно почему-то болела нога.

Она так и не поняла, что, собственно, произошло. Зазвонил мобильник – три сигнала. Потом мужской голос в трубке предложил встретиться: есть важная информация, но только с глазу на глаз. Возможно, раньше она повела бы себя более разумно и отнеслась бы к его заявлению скептически. Но разговор с двумя полицейскими совершенно сбил ее с толку. Она была слишком напугана… или нет… она была в отчаянии, скорее так.

Последнее слово напоминает ей, что осталось недолго. И это осознание приходит в форме зрительного образа: медленно затухающей стеариновой свечи, чье пламя уменьшается, отклоняясь и вздрагивая.

Отчаяние – вот что заставило ее пойти на это. Должно быть, это было именно оно, она пришла в отчаяние после того, как поняла, к чему все идет.

Теперь же с каждой секундой понимает все меньше.

В голове крутится одна-единственная ясная мысль: ее обманули. Осознание этого факта пробуждает в ней ярость. Самым же обидным кажется, что доверчивость или глупость будут стоить ей жизни.

Она еще помнит, как открыла ему дверь. Еще четче – его взгляд, будто из преисподней. Потом уставленное ей в грудь дуло пистолета. Она успела отступить на шаг, два или даже три, прежде чем первый удар сбил ее с ног.

Контуры предметов размылись, дышать больно. Или нет, дышать она уже не может, как будто на грудь положили бетонный блок. Краем глаза она видит, как мужчина пятится назад, а потом разворачивается и исчезает.

Последняя мысль вспыхивает в голове искрой, и она о том, что рассказывал ей Эби Хакими, когда передавал диктофон.

Нет, это не Антонссон. У нее нет уверенности в правоте Эди, как не было уже тогда. Не потому ли она отказалась говорить об этом с двумя полицейскими? Возможно. А если б знала, чем все кончится, неужели и тогда не доверилась бы им? «Одному – да, – думает она. – Другому – нет». Она смолчала из-за второго и теперь сожалеет об этом.

Придя к такому выводу, она чувствует облегчение. Как будто все это свершилось ради того, чтобы она поняла.

Она узнала, что угрожали вовсе не Антонссону, и это правда.

Вот почему она стала опасна. Вот почему должна умереть.

* * *

Той зимой, когда все начиналось, они мазали сажей стекла, царапали капоты.

Не успели развеселиться как следует – все пошло не так.

Как-то вечером сидели дома у Кристиана, смотрели по телевизору репортаж о невиданном снежном шторме, парализовавшем Йевле. Люди добирались на работу на лыжах – шли вровень с крышами занесенных машин. Гусеничные вездеходы с врачами и медицинским оборудованием тянулись сквозь снег, подбирая пострадавших.

– Интересно, а пиво там есть? – Кристиан имел в виду медицинские вездеходы.

Они с Микаэлем долго смеялись.

Потом в гостиной зазвонил телефон. Мама Кристиана взяла трубку. Из-за закрытой двери доносился ее голос.

– Черт, мне скучно! – ныл Микаэль. – Где мой Оливер?

Оливер был один из четырех его мобильников; по нему Микаэль звонил парню, который продавал спиртное из-под полы. Этот парень был пунктуален, брал не особенно дорого и приезжал обычно один, а не в компании дружков-бульдогов на пассажирских сиденьях, как некоторые.

– Только не сегодня, – вздохнул Кристиан. – Для меня это будет слишком, понимаешь?

В дверь постучали, он убавил звук.

– Да?

В комнату заглянула его мама.

– Просят Микаэля.

– Кто?

Мама перевела взгляд с Кристиана на Микаэля и обратно.

– Полиция.

Полицейский Патрик Тёрн пытался дозвониться до Микаэля на его домашний. Не получив ответа, набрал номер Кристиана, предположив, что Микаэль может быть у него.

Речь зашла о поцарапанном автомобиле. Его владелец написал заявление в полицию. Вероятно, он не сделал бы этого, если б не его сын, одноклассник Кристиана, который, проезжая мимо на велосипеде, видел, как все было.

– Какого черта ты сказала им, что Микаэль у нас? – набросился на мать Кристиан.

– Рано или поздно они его все равно нашли бы. А если Микаэль совершил что-то противозаконное, это не более чем восстановление справедливости. Но больше всего меня обрадовало, что ищут не тебя.

– Иди к черту…

Мама подняла на него полные недоумения глаза.

* * *

– Я знаю, кто это был, – сказал Кристиан спустя несколько дней. – Натали, это она тебя видела.

– А чья машина? – спросил Микаэль. – Сколько мы вообще их перецарапали?

– Без понятия. – На самом деле Кристиан прекрасно помнил, сколько их – по крайней мере, на его счету. – Штук десять?

– Десять или девять – до сих пор нам это сходило с рук. Попасться на десятой – неплохая статистика, как ты считаешь?

Микаэль расхохотался, как будто не воспринимал нависшую над ним угрозу всерьез. Кристиан не знал, как ему на это реагировать, поэтому рассмеялся тоже. На самом деле он и перецарапал-то не больше четырех штук.

Натали не знала имени преступника, но на удивление хорошо разглядела его в темноте. По ее описанию, это был молодой человек в расстегнутом белом пуховике, из-под которого выглядывала черная футболка с надписью «Скрюдрайвер». Такому следователю, как Патрик Тёрн, этого оказалось достаточно.