— О местонахождении этого монастыря мне стало известно не так давно, — сказал Донатина, докладывая мне обстановку. — Честно говоря, я удивлен этим обстоятельством, потому что я знаю каждый храм или сооружение для молитвы богам, даже все алтари в округе. А вот этот храм почему-то остался вне моего круга знаний.

— Что это за монастырь, откуда он взялся в горах? — спросил я и снова поерзал на седле, пробормотав проклятия.

— Строго говоря, это не совсем монастырь, император, — сказал Донатина. — По большой части, это небольшой комплекс келий и маленькой церквушки, воздвигнутой вокруг алтаря святому великомученику Урсицину. Он жил около ста лет назад, родился в богатой семье в Равенне и вел беспутную и праздную жизнь.

Здесь мой царь шпионов позволил себе глянуть на меня, тонко улыбнулся и только затем продолжил рассказ.

— После того, как на него снизошло озарение и он понял, какую грешную жизнь вел до этого, он принял святое Крещение и удалился в пещеру в горах, подвергая себя непрестанным молитвам и аскезам. Затем при очередном императоре, проводившем гонения на христиан, Урсицина подвергли мученической смерти через усечение главы. После того, как святому отсекли голову, он взял ее в руки и сам понес ее в свою пещеру. На этом месте впоследствии воздвигли алтарь, а после этого построили и целую церковь.

— Хорошо, это понятно, — сказал я. — Много ли там обитает монахов?

Донатина покачал головой и достал керамическую флягу, отпил оттуда воды, предварительно предложив мне, но я отказался, потому что у меня имелась такая же.

— Монахов сейчас совсем мало, император. Человек пять, не больше. Монастырь стоит далеко в стороне от дороги, ведущей на Рим, поэтому его относительно мало грабили разбойники и варвары. В то же время, эта удаленность мешает снабжать монахов продовольствием и необходимыми вещами в полной мере. Они живут там только благодаря своей невероятной вере в помощь Господа Бога..

— Это непорядок, надо помочь монахам, — распорядился я. — Во-первых, пусть за это возьмется Неон, а мы поможем с финансированием, дайте только казну получить. Во-вторых, там надо построить укрепление сделать дозорный пост. Там наверняка удобная для обороны местность, так почему бы не использовать монастырь, как оборонительный объект?

Донатина кивнул и вытер со лба пот, потому что солнце уже поднялось высоко и поливало нас жаркими лучами. Пешие солдаты, шагающие в пыли, полностью покрылись ею.

— Теперь, что касается вашего дяди. Скорее всего, его еще нет в горах. Еще сегодня ночью мои люди видели его в городе. Он прятался в каупоне «Толстое брюхо», в северо-западной части города. Если прикажете арестовать его, я сделаю это.

Я покачал головой.

— Просто продолжайте наблюдать за ним. Он что-то задумал, раз не уходит из города. Честно говоря, он меня очень беспокоит, но уж лучше пусть он будет в городе, чем в горах, пока я разыскиваю казну. А что насчет наших остготов?

Донатина пожал плечами. У него был нетерпеливый конь и он все время пытался уйти вперед, не выдерживая размеренной езды рядом со мной.

— Остготами командует Лаэлия и я думаю, вам лучше самой поговорить с нею. Насколько я знаю, они еще до сих пор не знают о произошедшем в городе и хоть и ворчат, но продолжают слушаться Лаэлию. Она боевая девочка и уже убила в поединке двоих вождей, пытавшихся оспорить ее командование.

— Разве двоих? — усомнился я. — Разве не четверых?

— У вас старые сведения, император, — улыбнулся Донатина. — Тех четверых она убила уже давно, в прошлом месяце, а несколько дней назад еще двоих, про которых я и говорю.

— Эдак она мне всех остготов перебьет, — вздохнул я.

Теперь я снова невольно подумал о моей неистовой телохранительнице. В свое время, как я узнал впоследствии, от рук варваров у Лаэлии погиб горячо любимый отец и брат. Она осталась единственным ребенком в семье, а вскоре ее мать тоже скончалась от болезни. Девочка переоделась мальчиком и отправилась наемником в ряды федератов в Константинополе.

Там она очень быстро обучилась военному делу и достигла в нем таких высот, что была ненадолго принята в ряды эскубиторов, гвардии императора Восточной Римской империи, набранной из исаврийских племен. Пробыла в рядах гвардии недолго и быстро ушла оттуда, то ли по причине разбитого женского сердца, то ли потому, что не желала участвовать в жестокостях, чинимых ими над врагами.

Вернувшись в Равенну, она купила таберну и обслуживала посетителей, пока не попала ко мне. Несмотря на то, что девушка командовала остготами, она ненавидела варваров и старалась каждый раз при случае жестоко наказать их за проступки.

Видя, что я задумался, Донатина с поклоном отъехал вперед, поскольку его конь совсем перестал слушаться и хотел скакать быстрее. Вместо него я подозвал Лакому.

— Послушай, Красная Борода, — сказал я ему, когда он подъехал. — Мы с тобой уже обсуждали тактику усиленного использования арбалетчиков, которую я предлагаю. Ты постоянно возражал против нее и я дал тебе задание найти способы сделать эту тактику жизнеспособной. Ты придумал что-нибудь или так и продолжаешь ворчать, что арбалеты — это удел слабых и трусливых мужчин?

Лакома сплюнул на дорогу густую слюну.

— Я тебе так скажу, император. Я на самом деле против арбалетов и луков ничего не имею. Если стрелять из лука надо учить с раннего детства, чтобы получить сносные результаты, то с арбалетом справится и ребенок. Это мощное оружие, вот только очень долгое и поэтому крайне опасное в бою. Надо держать под рукой три арбалета, чтобы вести непрерывную стрельбу или помощников, что делает арбалетчиков уязвимыми. Кроме того, вообще стрелковые подразделения очень легко смять конницей. В городе они еще могут укрыться за стенами, а вот в чистом поле конница врага, даже легкая, прорвавшись в тыл, быстро перережет всех стрелков.

— Это я уже слышал, — сказал я недовольно. — Ты говорил, что придумаешь, как сделать так, чтобы арбалетчики не пострадали. И не только они, а стрелки из манубалист и еще из пушки… Хм, я имел ввиду разные онагры и катапульты.

— Есть только один способ, это прятать их за рядами пехоты, — ответил Лакома. — Они могут стрелять, а потом отбегать назад, чтобы прятаться за пехотой, как за стенами. Желательно бы еще сделать из пехоты копейщиков, чтобы справлялись с наступающей конницей, но копейщики, к сожалению, малоподвижные. Они могут не успеть спасти стрелков, да и сами они…

— Подожди, — перебил я его, осененный какой-то мыслью, каким-то воспоминанием, навеянным только что сказанным им словом. — Как ты сказал, за стенами? А что, если мы и в самом деле сделаем