Я вскочила, впихнула коробку в ящик, не бесшумно, но быстро, и задвинула его.

— Кристин! — снова сказал Бен. Я слышала его шаги. — Кристин, любимая! Это я, Бен! — Я сунула ручки и карандаши в кружку и быстро опустилась на пол. Дверь начала открываться.

Я ничего не придумывала, все произошло спонтанно. Я действовала инстинктивно, на каком-то животном уровне.

— Помогите! — крикнула я, когда дверь открылась. Бен застыл на пороге загадочным силуэтом против света, и на долю секунды я испытала дикий страх, который собиралась разыграть. — Умоляю! Помогите!

Он включил свет и подбежал ко мне.

— Кристин! Что случилось?

С этими словами он присел на корточки.

Я словно в ужасе отползла назад, прочь от него, и вжалась в стену под окном. Потом спросила:

— Кто вы? — и неожиданно для себя истерически разрыдалась. Меня трясло. Я стала цепляться за стену, за штору, словно пытаясь таким образом подняться на ноги. Бен остался стоять на месте, недалеко от двери. Потом протянул руку, словно я была опасное дикое животное.

— Это я, — сказал он. — Твой муж.

— Кто?! — крикнула я. — Что происходит?

— У тебя амнезия, милая. Мы женаты много лет.

Чуть позже, отпивая приготовленный им какао, кружка с которым и сейчас стоит передо мной, я, изображая внимание, слушала свою историю с самого начала.

18 ноября, воскресенье

Это случилось глубокой ночью с пятницы на субботу. Сегодня воскресенье. Примерно полдень. Не знаю, что было вчера, записей нет. Целый день коту под хвост.

Целый день, проведенный в полной власти того, что рассказал мне Бен. В неведении о том, что я написала роман. Что у меня был сын. В убеждении, что я лишилась своего прошлого в результате аварии.

Возможно, в отличие от сегодня, доктор Нэш не позвонил мне, стало быть, я не нашла свой дневник. А может, нашла, но решила не читать его. У меня по спине пробежал холодок. А что если доктор Нэш вдруг перестанет мне звонить?! Я ведь никогда не найду его, не смогу прочесть, просто не узнаю о его существовании. А значит, не узнаю о своем прошлом.

Это просто немыслимо. Теперь я это знаю. Мой муж рассказывает мне одну версию того, как я лишилась памяти, а ощущения подсказывают другую. Интересно, спрашивала ли я когда-нибудь об этом доктора Нэша. И если да, могу ли я верить его словам? Безусловная правда есть только здесь. В моем дневнике.

Записанная мной. Я должна помнить об этом. Записанная мной.

Я вспоминаю сегодняшнее утро. Помню, как между штор сверкнул солнечный луч, и я резко проснулась.

Открыв глаза, я увидела, что нахожусь в незнакомой комнате и растерялась. И все же, хотя я не могла вспомнить конкретные события, у меня было ощущение, что я могу вспомнить много разных случаев, не за год и не за два. И я знала, хотя и смутно, что среди них — рождение ребенка. В ту долю секунды, которая отделяла меня от полного пробуждения, я вспомнила, что я — мать. Что я воспитала сына. Что мне пришлось заботиться и оберегать от мира не только себя.

Поняв, что в постели я не одна, ощутив чью-то руку на талии, я повернулась на другой бок, чувствуя не страх, но защищенность. Радость. Я окончательно проснулась, и разрозненные чувства и образы начали постепенно превращаться в воспоминания. Я представила сначала своего сыночка, как я зову его — Адам! — и он бежит ко мне. Затем я вспомнила своего мужа. Его имя. Ощутила огромную любовь. И улыбнулась.

Но ощущение счастья длилось недолго. Я посмотрела на мужчину, который лежал рядом со мной, и поняла, что его лицо мне незнакомо. Осознала, что не узнаю и комнату, в которой проснулась, не помню, как попала сюда. И наконец поняла, что ничего не могу вспомнить четко. Эти короткие вспышки сознания не были цельными воспоминаниями, лишь выжимкой.

Конечно, Бен мне все объяснил. По крайней мере, частично. А дневник прояснил все остальное — доктор Нэш позвонил мне утром и рассказал, где он лежит. У меня не было времени прочитать все, я крикнула вниз Бену, что у меня болит голова, и теперь внимательно прислушивалась к его движениям, тревожась, что он неожиданно поднимется с таблеткой аспирина и стаканом воды. Поэтому я быстро пролистала весь дневник. Но все-таки я прочитала довольно много. Из дневника я узнала, кто я, что со мной произошло и что я утратила. Но также что не все потеряно. Память возвращается ко мне, хотя и очень медленно. Так мне сказал доктор Нэш в тот день, когда я дала ему почитать дневник. «Вы многое вспоминаете, Кристин, — сказал он. — Вы обязательно должны продолжать». А еще я узнала из дневника, что история про аварию и сбежавшего водителя — ложь, что где-то глубоко в памяти прячется правда о том, что случилось в тот роковой вечер. Что потеря памяти никак не связана с машиной на скользкой дороге; что она связана с шампанским, цветами и стуком в дверь номера.

Теперь я знаю имя. Человека, которого я ожидала увидеть рядом с собой в постели утром, звали не Бен.

Эд. Я думала, что проснулась рядом с мужчиной по имени Эд.

Пока я не знала, кто такой этот Эд. Думала, может, это ерунда, выдумка, что оно всплыло абсолютно случайно. Возможно, оно пришло с более глубокого «уровня» памяти. Может, так звали какого-то любовника, мимолетное увлечение, которое я не до конца забыла. Но потом я прочитала дневник. И узнала, что кто-то напал на меня в номере отеля. Я поняла, кто такой этот Эд.

Он — человек, который в тот вечер стоял за той дверью. Который напал на меня. Украл у меня мою жизнь.

* * *

Сегодня вечером я устроила мужу испытание. Я не хотела этого, не планировала, но целый день провела в тревоге. Почему все-таки он мне лжет? Почему? Может, он лжет мне каждый день? У него для меня единственная версия событий или несколько? Я ведь хочу ему доверять. У меня больше никого нет.

Мы ели баранину. Мясо было неважное, жирное и пережаренное. Я возила отрезанный кусочек по тарелке, втыкала в него вилку, подносила ко рту — и снова клала на тарелку.

— Что же все-таки со мной произошло? — спросила я.

Я пыталась четко вспомнить события в номере отеля, но все было как в тумане, куда-то ускользало. В каком-то смысле — я даже была этому рада.

Бен поднял глаза от своей тарелки с вытаращенными от изумления глазами.

— Кристин! — воскликнул он. — Дорогая, я же…

— Прошу тебя, — перебила я. — Я должна знать.

Он положил на стол вилку с ножом.

— Хорошо.

— Я хочу, чтобы ты рассказал мне все, — сказала я. — Все без исключения.

— Ты уверена? — он посмотрел на меня, глаза его сузились.

— Да, — ответила я. Я сомневалась, но все же добавила: — Некоторые считают, что лучше не знать все до мельчайших подробностей. Особенно до самых страшных. Но мне так не кажется. Я думаю, надо, чтобы ты рассказал мне все, а я сама решу, как к этому относиться. Ты понимаешь?