«Эли Коэн был одним из тех людей, которые легко шагают по жизни обходными путями, – рассказывал Моти Кфир, который занимался в «Моссаде» многим, в том числе в начале 1960-х годов руководил программами подготовки оперативников. – Когда вы все время двигаетесь в обход, вам кажется, что никто вас не замечает. Эли ошибался. Он стал слишком заметным. Я говорил ему во время занятий: “Не превращай свою жизнь в вечеринку”. Но он делал наоборот»[222].

Письмо-бомба, направленное Бруннеру[223], а также живой интерес, проявленный Коэном к судьбе других нацистов в его разговорах в сирийских правящих кругах, наряду с тем, что он находился «в несколько странном положении, безработный иммигрант… который давал шикарные вечеринки, вращался в высшем обществе» и «обеспечивал своим гостям и друзьям всевозможные удовольствия», – насторожило сирийские спецслужбы и привело к тому, что один из контактов Коэна усомнился в его легенде Камаля Амина Тхабета, богатого сирийского торговца, возвратившегося на родину после долгих лет ссылки в Буэнос-Айресе.

По трагическому для Коэна совпадению как раз в это время частота работы его передатчика совпала с частотой радиосигналов сирийского генерального штаба, здание которого находилось напротив арендованной разведчиком роскошной квартиры, где он организовывал откровенные вечеринки для высокопоставленных сирийских источников. Озадаченные сирийцы обратились к ГРУ, советской военной разведке, с просьбой провести расследование. Русские послали специальные пеленгационные машины, которые сумели засечь частоту передатчика Коэна во время одного из сеансов.

Коэн был арестован, подвергнут жестоким пыткам[224], предан скорому суду и приговорен к смерти. 18 мая его повесили на центральной площади Дамаска. Тело оставили на виселице. Оно было обернуто белым саваном, на который был прикреплен текст смертного приговора Коэна. Это было послание государству Израиль.

Гедали Калаф, человек, который завербовал, готовил и руководил Коэном, позже рассказывал: «Я смотрел на него, на моего Эли, по сирийскому телевидению. На его лице я видел следы ужасных пыток. Я не знал, что делать. Хотел закричать, сделать хоть что-нибудь, схватить пистолет и прорваться к тюрьме Меззе[225]. Хотел биться головой о ее стены, пока не разрушил бы их и мы не спасли бы Эли. Но они убили его, а мы ничего не могли сделать, кроме того чтобы стоять и смотреть»[226].

«Моссад» Амита, только что испытывавший такую уверенность в себе, был унижен и продемонстрировал свое бессилие[227]. Хуже того, деятельность «Моссада» была раскрыта. Сирийцы так жестоко пытали Коэна – вырывали у него ногти, подводили электроток к половым органам, – что он сломался. Открыл секретные коды для связи и расшифровал 200 сообщений, послал в центр. Коэн также рассказал сирийцам все, что знал о методах израильских спецслужб в вербовке, подготовке и создании прикрытий для агентов.

Вскоре после поимки сирийцами Коэна «Кесарию» постигло другое несчастье. Вольфганг Лотц, агент подразделения в высшем обществе Каира, ключевой элемент в сборе сведений для операций по ликвидации немецких ученых в Египте, был разоблачен 10 февраля 1965 года. Его провал также явился следствием чрезмерной активности и уверенности в своей легенде, сопровождающихся рядом грубых ошибок, которые совершил он сам и его кураторы в центре.

Единственным, что спасло Лотца от судьбы Эли Коэна, стало вмешательство BND, немецкой разведывательной службы, которая в ответ на просьбу Израиля сообщила египетским властям, что Лотц работал и на нее. Лотц и его жена Вальтрауд избежали виселицы и были приговорены к пожизненному заключению. (Позднее, после Шестидневной войны, в 1967 году, они были освобождены в рамках обмена пленными.) Однако это был второй тяжелый удар для «Моссада»[228]. Чтобы избежать дальнейших потерь, Йосеф Ярив приказал многим другим своим шпионам, чья подготовка и создание легенд стоили долголетних усилий, вернуться домой. «Кесария», не пройдя детский возраст, рухнула.

Премьер-министр Эшкол воспринял провал двух агентов как национальную трагедию[229]. Несмотря на бедственное положение, в котором находился «Моссад», он все же решил одобрить специальную операцию с «целевым» убийством, которую «Кесария» намерена была провести в Уругвае. За два месяца до этого состоялось совещание представителей различных спецслужб, на котором обсуждались перспективы «охоты» за нацистами, хотя в то время этот вопрос уже не являлся приоритетным. Рафи Медан, заместитель руководителя «Амала», который занимался этой проблемой, «прошелся» по списку возможных целей, из которого только что было исключено имя Скорцени. Когда он дошел до Герберта Цукурса, латышкого нацистского военного преступника, летчика, добровольно пошедшего на сотрудничество с СС и гестапо, и начал описывать ужасы, которые он творил, в зале послышался звук падающего тела. Это потерял сознание шеф АМАН, управления военной разведки, генерал-майор Аарон Ярив. Через некоторое время он пришел в себя. Оказалось, что Цукурс сжег заживо нескольких родственников и друзей Ярива[230].

После совещания Амит, который был в дружеских отношениях с Яривом и на которого этот эпизод произвел неизгладимое впечатление, попросил встречи с премьер-министром Эшколом и получил его разрешение на ликвидацию Цукурса[231].