Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У тебя вообще-то должен быть иммунитет к холоду, – возражает он. – А это отличная практика.
– Ну-ну, – ворчу я, старательно сдерживая улыбку. – Практика.
– Кажется, вы хорошо повеселились, – говорит Такер. А затем косится на часы. – Ладно, мне пора идти. Работа не ждет.
Он наклоняется и целует меня в щеку, что немного неудобно делать в полной горнолыжной амуниции, но мы справляемся.
– Может, встретимся в четыре у подножья склона «Лосиный ручей»? Я могу отвезти тебя домой, если Крис не против.
– Конечно, нет, – уверяет Кристиан, и в его голосе не слышно и капли фальши. – После четырех она вся твоя. А значит, у нас остается еще три полноценных часа для катания с горы.
– Отлично, – восклицает Такер, а затем поворачивается ко мне: – Постарайся ничего себе не сломать, ладно?
Пока мы едем домой, Такер практически ничего не говорит.
– Все в порядке? – интересуюсь я.
Наверное, это самый глупый вопрос на свете, но я ничего не могу с собой поделать. Тишина меня просто убивает.
Вместо ответа Такер вдруг съезжает с дороги и останавливает машину на обочине.
– Вы заканчиваете предложения друг за другом. – Он поворачивается ко мне и смотрит на меня с немым укором в глазах. – Вы с Кристианом заканчиваете предложения друг за другом.
– Такер, в этом нет ничего…
– Нет, есть. И дело не только в этом. Кажется, будто вы читаете мысли друг друга.
Я кладу руку ему на плечо, подыскивая нужные слова.
– Из-за него на твоем лице вновь засияла улыбка, – продолжает он, старательно отводя от меня взгляд.
– Мы друзья, – уверяю я.
Его челюсти сжимаются.
– Да, мы связаны друг с другом, – признаю я. – И всегда были связаны. Из-за видений. Но мы просто друзья.
– И часто вы так по-дружески общались? Ну, если не считать тех собраний, что устраивает Анджела?
– Несколько раз.
– Несколько раз, – медленно повторяет он. – А конкретнее? Три? Четыре?
Я про себя подсчитываю, сколько раз Кристиан появлялся у моего окна.
– Раз пять. Или шесть. Я не считала, Такер.
– Шесть, – говорит он. – На мой взгляд, это больше, чем несколько. По мне, так это «довольно часто».
– Такер…
– И ты не рассказывала мне об этом потому, что…
Я вздыхаю.
– Я не стала ничего тебе говорить, потому что ты начал бы…
– Ревновать, – заканчивает за меня он. – Вовсе нет.
Он откидывается на спинку сиденья и на минуту закрывает глаза, а затем протяжно выдыхает.
– А вообще знаешь что? Я ужасно ревную.
Он открывает глаза и смотрит на меня немного озадаченно и удивленно.
– Черт. Как же меня бесит такое состояние. Весь день я ощущаю себя Брюсом Беннером и едва сдерживаюсь, чтобы не превратиться в Халка и не пойти громить шкафчики. Просто очаровательно, не правда ли?
Не уверена, что он говорит серьезно, поэтому отвечаю так, будто он шутит.
– Вообще-то это довольно мило. В стиле пещерного человека. Да и зеленый цвет тебе к лицу.
Такер пристально смотрит на меня.
– Но ты не можешь винить меня в этом. Ты весь прошлый учебный год сохла по Прескотту.
– Лишь потому, что думала, будто он… – И вновь я не могу заставить себя произнести это.
– Твоя судьба, – заканчивает Такер. – И почему мне от этого не легче?
– И кто теперь заканчивает за меня предложения? Мы с ним просто друзья, – вновь настаиваю я. – Да, в прошлом году я была немного одержима Кристианом. Но я гонялась за придуманным образом. И не знала его самого. А вот ты – мой собственный выбор.
Он смеется.
– Я – твой выбор, – усмехается он, но я вижу, как ему нравятся эти слова.
– Кристиан – мое прошлое. А ты – будущее. – Теперь из меня посыпались клише. – Ты – мое мгновение настоящего, – продолжаю я, но это звучит ничуть не лучше.
– Блин, морковка, ты только что назвала меня мистером Мгновенность?
– Прости.
– Боже, ты хоть подбирай слова. Мое сердце разбито.
– Мы вообще говорили не об этом.
– Так, значит, вы с Прескоттом друзья. Самые дружные друзья на свете. Хорошо. Я могу ужиться с этим. Но скажи мне вот что: было ли что-то между тобой и Кристианом на самом деле? Не в видениях, не в предназначении, выданном тебе кем-то свыше и в прочей подобной фигне, а в реальной жизни. Что-нибудь, о чем мне следует знать? Даже до того, как мы начали встречаться?
Блин… а ведь я не очень хорошо умею врать. И в большинстве случаев, когда передо мной встает выбор, признать правду или выдумать ложь, даже если на это есть уважительная причина, такая как защита моей семьи или сокрытие от мира информации о людях с ангельской кровью, я замираю, лицо деревенеет, а во рту пересыхает. Иначе говоря – теряю дар речи. Но к моему удивлению, прямо сейчас, глядя в беззащитные голубые глаза Такера, в которых светится искренняя любовь и желание узнать правду, я совершенно спокойным и ровным голосом говорю:
– Нет. Ничего такого не было.
А он мне верит.
И в этот момент меня окутывает скорбь. Она мимолетна и исчезает за несколько ударов сердца, поэтому Такер ничего не замечает, даже слезу, которая медленно катится по моей щеке.
Вот только в этот раз я понимаю, что дело не в Чернокрылом, а во мне.
Но я отмахиваюсь от этого чувства.
В прошлом году, как только сошел снег, я с радостью спрятала зимнюю куртку, вдыхала запах проснувшейся от сна земли и наслаждалась каждым намеком на то, что тепло возвращается в долину. Но в этом году при виде тающего снега, водой капающего с крыш, крошечных росточков, пробивающихся на клумбах, и зеленых листиков на осинах меня охватывает ужас.
Наступила весна. И еще до начала лета мама покинет этот мир.
В последний раз мне приснилось, что я поднимаюсь по склону кладбищенского холма и бреду мимо могил в солнечный день. Здесь в основном собрались люди из общины. Уолтер, мнущий носовой платок. Билли, которая выглядит совсем не грустной, а скорее даже веселой и, поймав мой взгляд, улыбается. Мистер Фиббс в сером твидовом пиджаке спортивного покроя. Есть и другие обладатели ангельской крови с разных частей света. Люди, с которыми мама общалась и работала в течение ста двадцати лет своей жизни.
И теперь мне кажется совершенно очевидным, что это похороны мамы.
Почему я не поняла этого с самого начала?
Ответ прост: Такера нигде нет. Он не появляется ни разу. Ни в одном из моих видений, и в этот раз тоже. Я стараюсь не обращать внимания на расцветающее внутри чувство предательства, ведь у него могла быть вполне веская причина, чтобы не появиться на похоронах моей матери. Главное, что он не умрет, и это приносит огромное облегчение. Просто его нет на кладбище.