С этими словами он оттолкнул ее еще дальше и прижал руки к бокам.

— А теперь ступай, иначе я за себя не отвечаю. Ни перед Дрюсом, ни перед тобой.

Кливу не пришлось повторять дважды. Позабыв о буре и не заботясь о том, что ее плащ брошен где-то на полу в конюшне, Уинн молниеносно повернулась и бросилась к двери. Она выбежала в дождь, ослепивший ее своей яростью, ветер рвал на ней промокшее платье. Она неслась к единственному крову, который знала, к единственному утешению, которое было у нее последние семь лет.

Бабушка Гуинедд была ее последней надеждой. Уинн успокаивала себя, с трудом перебирая босыми ногами по грязи и скользким камням. Бабушка Гуинедд должна помочь ей. Обязательно.

Уинн стояла неподвижно как каменное изваяние, устремив взгляд на Черную Гору, и, хотя низкие облака скрыли две неровные вершины, она все равно мысленно представляла их. На грязном дворе перед замком кипела жизнь. На лошадей навьючивали провизию. Воины проверяли седла и подпруги. Дети бегали с возбужденными криками и всем мешали, пытаясь помочь.

Кук плакала, прикладывая к лицу фартук, даже когда всучивала Дрюсу еще один круг твердого козьего сыра. Но она одна проливала слезы, с горечью отметила Уинн.

Хотя бурные хлопоты протекали у нее за спиной, Уинн не нужно было смотреть, чтобы знать, что происходит. Гуинедд наверняка восседает в своем любимом кресле, наслаждаясь скудным теплом прозрачных солнечных лучей, которые иногда прорывались сквозь утренние облака. Она уже успела подозвать к себе всех детей по очереди и с каждым тихо переговорила. Дрюс и его брат Баррис тоже уже получили наставления от Гуинедд.

Теперь она поджидала Уинн, но та не была уверена, что сумеет заставить себя проститься с бабушкой по-дружески. Неужели Гуинедд надеется на это?

И все же Уинн не могла больше злиться ни на бабушку, ни на Дрюса, хотя они того заслуживали. Она была слишком измождена и душевно, и физически, у нее остались силы только на то, чтобы стоять в стороне от всех, упиваясь своим одиночеством и несчастьем.

Те, кого она всегда считала самыми надежными людьми, предали ее. И Гуинедд, и Дрюс встали на сторону этого коварного англичанина. Всю ночь напролет, когда за окном бушевала буря, она спорила сначала с бабушкой, а затем с тем, кто считался когда-то ее другом. Уинн ругалась и кричала. Угрожала и запугивала, затем, когда это не помогло, умоляла и плакала.

Но, несмотря на все ее бурные сцены, эти двое остались тверды — хотя Дрюс пару раз, казалось, начинал сомневаться. Но Гуинедд сама стойко держалась своего и его заставила не отступать. Этот Сомервилл желал передать значительное наследство своему сыну, хотя ребенок был всего лишь бастардом да еще наполовину валлийцем. «Какие возможности для ребенка!» — снова и снова повторял Дрюс. «Какое благо для Уэльса!» — без конца твердила Гуинедд.

Уинн ни за что не соглашалась, но в конце концов ее уговорили. Что могла сделать одна женщина, когда противник объединил свои усилия с ее домашними?

Она тяжело вздохнула, усилием воли подавляя слезы и не выпуская из рук Раднорский амулет. Ей казалось, что она выплакала все слезы. Клив Фицуэрин, расположившийся в главном холле, наверняка слышал каждое злобное слово, произнесенное ею в спальне у бабушки, как и все ее слезные мольбы. Но он не слышал, как она рыдала на исходе прошлой ночи. Она плакала в тишине, завернувшись в простыни, пока слезы не иссякли.

Вчера она почти не видела Фицуэрина, потому что провела все время в лесу, где прятала свою боль и искала утешения в знакомых уголках. Но напрасно. День отъезда настал, а она и теперь не была готова ехать, как и раньше.

— Уинн!

Услышав робкий голосок Изольды, Уинн очнулась. Она безуспешно попыталась улыбнуться, а потом просто взяла племянницу за руку и крепко сжала.

— Я… Я думаю, тебя ждет бабушка Гуинедд.

Уинн, всхлипнув, кивнула.

— Да. Я знаю.

Затем, решив показаться такой же непреклонной, как прежде, Уинн гордо вздернула подбородок и направилась к бабушке.

Она увидела, что с десяток или более лошадей уже готовы отправиться в путь. Дети сбились в кучку. Воины, англичане и валлийцы, ждали только сигнала «по коням». Приказ, наверное, отдаст Клив, подумала она. А тот медлил, ожидая, пока она попрощается с Гуинедд.

Интересно, сколько он так сможет ждать, подумала Уинн. А что если она откажется подойти к бабушке? Что если она откажется сесть на лошадь? Но на это было глупо надеяться. Незачем дольше откладывать расставание. Собрав все высокомерие и гордость, она подобрала одной рукой простую дорожную юбку из грубой шерсти и осторожно ступила на грязный двор.

— До свидания, бабушка. Не болей, пока меня не будет. Ответа не последовало, и решительность Уинн была слегка поколеблена. Взгляд Уинн, вперившийся куда-то повыше бабушкиного плеча, скользнул на ее невидящие глаза. Только тогда старая женщина заговорила.

— С нами все будет в порядке. Но мы будем ждать твоего возвращения каждый долгий день, пока тебя не будет.

— Даже несмотря на то, что я вернусь, лишившись одного, а то и двух своих сыновей?

Гуинедд не отреагировала на укор, прозвучавший в тихом голосе внучки.

— Может случиться так, что ты вернешься с большим достатком, чем увозишь, — загадочно произнесла старушка.

Уинн хотела было съязвить, но замолкла на полуслове, открыв рот. Она склонилась к седовласой женщине.

— У тебя было видение? — спросила она, отбросив враждебность.

Лицо Гуинедд приняло серьезное выражение, знакомое Уинн с детства.

— Я уже стара, внучка. И зрение и видения давно покинули меня. Но некоторые вещи лучше видит сердце, а не глаза. Этот путь, который ты начинаешь с такой болью, закончится радостно. Я чувствую это здесь, — проговорила она, прижав шишковатый кулачок к костлявой груди.

Уинн широко распахнула глаза, и в ее сердце зажглась крохотная искорка надежды. Она опустилась перед бабушкой на колени, не заботясь, что грязь пристанет к юбкам, и схватила руку Гуинедд.

— Значит ли это… возможно, ни один из наших мальчиков не приходится сыном английскому лорду? Возможно, как только он увидит их, то поймет…

Уинн замолчала, потому что старушка печально покачала головой.

— Дитя мое, да ты более слепа, чем я, раз видишь только то, что хочешь видеть. Разве я не учила тебя, что Богиня-мать, да и Бог-творец видят гораздо лучше нас? Так доверься им и позволь указать тебе путь.

Уинн села на пятки. Надежда, которая было затеплилась в ней, моментально угасла.

— Довериться им? — презрительно бросила она. — Они дважды присылали сюда англичан. Они лишили меня не только родителей, но и единственной сестры. Теперь они пытаются отнять у меня детей. И я еще должна им довериться? — Уинн покачала головой. — Нет, никогда.