Старушка вздохнула.

— Бог послал тебе детей взамен потерянной семьи, — расстроенно напомнила она внучке. — Если будешь здесь Вещуньей, ты должна чувствовать больше, чем обыкновенный человек. Ты должна научиться видеть не только глазами.

Но Уинн была не в настроении слушать. Она резко поднялась и отступила от бабушки.

— Прощай. Кажется, всем не терпится отправиться в путь. За исключением меня, разумеется.

На секунду их глаза встретились: одни — потухшие от возраста, но в то же время, очень целеустремленные, другие — молодые и блестящие, тем не менее, наполненные страхом и неуверенностью. И болью.

— Подойди поцелуй меня, — сказала бабушка, протягивая руку.

Уинн неловко наклонилась и коснулась губами морщинистой щеки. Хоть она и злилась из-за бабушкиного упрямства, ее внезапно охватило чувство любви к старой женщине.

Гуинедд тоже, должно быть, это почувствовала, потому что улыбнулась, когда Уинн выпрямилась.

— Доверься будущему, дитя мое. Доверься Богине-матери и Богу-отцу. Судьбе, если хочешь.

Уинн попыталась найти в бабушкиных словах утешение, но не смогла. Она пересекла двор и, избегая взглядов Дрюса и Фицуэрина, подошла к спокойной кобыле, которую для нее подготовил Дрюс. Посмотрев на детей, которые наконец притихли, Уинн ободряюще улыбнулась им.

Потом все сели на коней. Изольда и Бронуэн ехали с Дрюсом и Баррисом, Рис и Мэдок устроились впереди двух англичан. Уинн предполагала, что Артур поедет с ней, но мальчик настаивал на том, чтобы ехать с Кливом. Прежде чем она смогла возразить, вмешался Дрюс и напомнил ей, что она не очень часто сидела в седле и что, возможно, так даже лучше, по крайней мере пока она не привыкнет к лошади.

Уинн почувствовала комок в горле. Никогда еще ей не было так одиноко. Выезжая со двора, она слышала дружелюбные выкрики тех, кто остался, и громкое завывание Кук. Но Уинн устремила взор вперед, изо всех сил моргая, чтобы не расплакаться.

Доверься судьбе. Все дело в том, что существовал всего один человек, к которому у нее было доверие, — она сама. Если ей суждено спасти своих детей из лап бездушного английского лорда, придется доверять только себе.

А разве ей самой не нужно спасаться от Клива Фицуэрина?

Странная дрожь пробежала у нее по спине, но Уинн стойко поборола ее. Рука скользнула к увесистому кисету на талии. В нем она везла небольшой запас монет. Но что было важнее, в кожаных складках разместилась настоящая кладовая. Пусть он только попробует смутить ее своими обжигающими прикосновениями и дурманящими поцелуями. На этот раз она не растеряется. Самые быстродействующие порошки. Самые коварные коренья и мази. Увезти удалось лишь крошечные порции, поэтому придется все время быть начеку, выжидая удобный случай. Из своих обширных запасов она выбрала самые сильные и действенные снадобья. Остальное можно будет найти в лесу.

Уинн вздернула подбородок и уставилась Кливу в затылок. В лучах восходящего солнца его темные волосы блестели, неожиданно напомнив ей, как она вплетала пальцы в эти длинные пряди.

Какая же она все-таки порочная!

Уинн отвела взгляд от проклятого англичанина и снова уставилась на Черную Гору, оставшуюся слева. Дрюс сказал, им предстоит провести в пути четыре или пять дней. За это Время ей нужно придумать, как отделаться от сэра Уильяма.

Уинн напомнила себе, что отныне ей не придется воевать с англичанами. Дрюс и Гуинедд не позволят. Теперь ей предстояло убедить английского лорда, что ни один из ее мальчиков не приходится ему сыном.

А если ничего не выйдет?

Если ничего не выйдет, тогда опасные для здоровья снадобья, которые она везла в кисете, помогут ей только в одном — отомстить.

И если это все, чем они окажутся полезными для нее, значит, так тому и быть.

Клив почувствовал, как голова Артура тяжело упала ему на грудь. Весь последний час мальчик боролся со сном. Каждый раз, начиная засыпать, он встряхивал головой и принимался задавать бесконечные вопросы о деревьях, под которыми они проезжали, о птицах и зверушках, вспугнутых ими, а больше всего — о местах, куда они направлялись.

Но сейчас Артур не проронил ни звука, и Клив улыбнулся, бросив взгляд на крепко спящего ребенка. Маленькое личико излучало покой, ручки ослабели.

«Какой поразительный парнишка!» — в который раз подумал Клив. Слишком смышленый для своих шести лет. Ясно, что Уинн поощряла любознательность ребенка и его склонность к мечтательности. Тут, как теперь часто с ним Случалось, Клив погрузился в размышления о непокорной женщине, которую он вез с собой в Англию.

События разворачивались самым лучшим образом — или самым худшим, вынужден был признать он с тяжелым вздохом. Она ехала с ним в Англию, и это радовало его, непонятно почему.

Клив подавил желание обернуться и посмотреть на нее. Нет, ничего необъяснимого в этом не было. Все очень ясно и просто. Он вожделел ее. Его желание было всепоглощающим и безмерно глупым. А как же младшая дочь лорда Сомервилла, на которой ему предстоит жениться, как только он выполнит поручение хозяина? И как тогда быть с Уинн?

Охваченный внезапной тоской, Клив быстро натянул поводья и остановил лошадь. Когда к нему подъехала Уинн, он зло посмотрел на нее.

— Возьми Артура, — пробормотал он.

Поймав настороженный взгляд Уинн, он отметил про себя ее бледность и тени под глазами. Из-за него она подверглась большому испытанию. Это очевидно. Но как иначе он мог поступить?

Подавив проклятье, он передал ей на руки Артура и резко рванул поводья. И хотя резвая Сита быстро оставила позади неспешно передвигающуюся колонну путников, убежать от внезапно нахлынувшего чувства вины Кливу не удалось.

Он хотел заполучить Уинн и ради этого готов был пойти на все. Сегодня утром Дрюс взял с него клятву никоим образом ни к чему не принуждать Уинн, но Клив понимал, что соблазнить ее не составит труда. Она легко воспламенялась, судя, хотя бы, по двум случаям.

— Черт бы все побрал! — выругался Клив, останавливая Ситу. Если вовремя не удастся обуздать назойливые мысли, поездка в замок Керкстон превратится для него в невыносимую пытку.

Но стоило ему подумать об Уинн — такой мягкой и по-датливой в его объятиях, такой теплой и пылкой от поцелуев, — как его чресла начинали ныть. Затем он мысленно представлял, как они завершат то, что уже не раз начинали, и от этого ему становилось совсем скверно.

Еще раз злобно выругавшись, он соскользнул на землю и грузно повис на животном, стараясь загасить разбушевавшееся в душе пламя. А ведь они проехали совсем немного. Как же ему выдержать до конца пути?

Когда Клив передал Уинн спящего Артура, а сам ускакал неизвестно куда, ярость девушки не знала границ. По какому праву он так грубо с ней обращается? Хотя, чего еще от него можно было ожидать? Ему не нужен повод, чтобы проявить жестокость. Она у него в крови.