несколько лет, и уж точно никто из присутствующих сейчас в квартире Леонида Федоровича и Юлии Романовны не рассчитывал, что в этот самый вечер Павел Федорович так запросто возьмет и нанесет им столь внезапный визит.

IV

— Здра-а-авствуйте, здравств… Ни-иче-его себе! — прервав приветствие, весело воскликнул Павел Федорович, входя в зал. — Да у вас здесь настоящее застолье! Это я удачно заглянул!

Он прошел и поприветствовал рукопожатиями по кругу всех присутствующих мужчин: сначала Романа, потом Леонида Федоровича, Майского и в самом конце — Дульцова.

— Павел Федорович, — представился он, протягивая Дульцову руку.

— Артем, — ответил тот, заметно взбодрившись и повеселев после появления в комнате совершенно незнакомого ему человека.

И действительно от одного только взгляда на Павла Федоровича настроение не могло не улучшиться: лицо его сияло приветливой и доброй улыбкой, голос звучал громко, движения были уверенными и четкими. Аура жизни и энергии как будто окружала его и заряжала воздух самым отличным настроением, так что даже Леонид Федорович испытал некоторое облегчение за брата, увидев его пребывающим в своем привычном расположении духа.

— А это кто здесь такой? — спросил Павел Федорович, присев на корточки и поравнявшись с Алиной взглядом. — Помнишь меня?

— Помню, — по-детски лукаво улыбнувшись, кротко ответила Алина, смущенно наклонив головку вниз и несколько набок.

— Взрослая какая стала! Это тебе, — сказал он, вытаскивая из кармана брюк шоколадку и протягивая ее Алине.

— Спасибо.

— Что? Мне местечко найдется? — поднимаясь, обратился Павел Федорович к Марине, которая стояла рядом и умиленно улыбаясь, наблюдала за искренними эмоциями своей дочери.

— Конечно. Сейчас я еще один стул принесу, — засуетилась она и хотела уже пойти на кухню, как ее неожиданно остановил Дульцов.

— Не надо, Марина. Я уже ухожу.

— Зачем? Мы все поместимся, — сказал Павел Федорович.

— Нет-нет! Мне действительно уже пора идти, — произнес Дульцов с умоляющим видом человека, которого какие-то внешние обстоятельства вынуждают покинуть компанию, хотя сам он уходить решительно не хочет. Он поблагодарил за ужин и, попрощавшись разом со всеми присутствующими, вышел в коридор.

Роман решил проводить друга и последовал за ним, но кроме него никто, казалось, не придал уходу Дульцова особого значения — все внимание собравшихся было приковано к Павлу Федоровичу, который разместился в освободившемся кресле. Марина принесла ему из кухни чистую тарелку и приборы, а сразу вслед за ней, проводив Дульцова, в зал вернулся Роман.

Павел Федорович сидел на самом краешке кресла, почти полностью водрузив руки на стол и оставив без опоры одни только локти. Он был одет в черные брюки и темно-синюю рубашку, сшитую из какого-то особенно тонкого материала, с короткими рукавами и рисунком в виде белых вертикальных полос. Телосложение Павел Федорович имел такое же крепкое, как и у своего старшего брата: широкую грудь, большие развитые плечи и крупные руки, которые на удивление были совершенно гладкими, без каких-либо признаков растительности на предплечьях. Но если брат представлял из себя маленького крепыша, то Павел Федорович благодаря своему высокому росту имел вид настоящего богатыря, сильно, впрочем, смазанный большим, как у женщины на последнем сроке беременности и довольно прилично свисающим над ремнем животом. Лицо Павла Федоровича было овальное, вполне поджарое, но черты имело отнюдь не утонченные: мощные надбровные дуги четко выделялись на лбу, волевой подбородок выдавался несколько вперед. Переносица его вверху в районе бровей была широкая и массивная, но книзу как бы сужалась; при этом профиль носа был идеально прямой. Русые и длинные по мужским меркам волосы лежали на его голове шапкой; равномерно расходясь во все стороны, они полностью закрывали уши и половину высокого лба. Выражение лица Павла Федоровича было очень довольное — он широко улыбался, так что щеки его от носа и до подбородка по обеим сторонам вокруг рта прорезали две глубокие складки. Улыбка у него была открытая и по-настоящему блестящая: на верхней челюсти у Павла Федоровича имелось только два своих зуба, остальные же были сделаны из какого-то металла серебристого цвета и ярко переливались на свету. Он выглядел веселым, но в его внешности за это время произошли столь разительные перемены, что этого не могли не заметить все собравшиеся, которые хорошо помнили его всего каких-то полтора года назад. С того времени лицо Павла Федоровича заметно похудело, кожа утратила былую свежесть и приобрела светло-желтый оттенок, не говоря уже о его новых зубах, которые особенно сильно бросались в глаза когда он что-то говорил или смеялся.

— Сколько всего вкусного! — с этими словами Павел Федорович хлопнул руками, и, в предвкушении потерев их одну о другую, принялся накладывать себе на тарелку салат. — А я как раз проголодался. Только с дороги.

— Дядя Паша, попробуйте вот этот, — сказала Марина, подавая ему тарелку с другим салатом. — Очень вкусный.

— Это с чем? — спросил он, подозрительно посмотрев на предлагаемое блюдо.

— С яйцом, креветками…

— Ты что, Мариночка! — воскликнул Павел Федорович, отвернувшись от протянутого блюда, поджав голову в плечи, зажмурив глаза и при этом чуть не расхохотавшись. Со стороны эта его реакция выглядела более чем странно: как будто он одновременно испугался, сжался в ожидании удара, и услышал очень смешную шутку. — Я такое есть не буду!

— Почему? Он очень вкусный, — вымолвила ничего не понимающая Марина, машинально отдернув от него тарелку с салатом и даже несколько перепугавшись такой реакции.

— Я однажды зашел в магазин, а там эти креветки живые в аквариуме плавали, похожие на каких-то отвратительных огромных волосатых тараканов! Мне прямо там, в магазине, чуть плохо не стало. И после этого я их не ем! — сказал Павел Федорович, так ярко, насыщенно и иронично передавая свои эмоции, что все дружно засмеялись.

— Дядя Паша, выпьешь? — спросил у него Майский, держа уже в руках бутылку с водкой.

— Давай! А что отмечаете?

— Мое увольнение, — сказал Роман.

— Уволился? Где-то другое место себе приметил?

— Нет. Сам на себя работать буду.

— Сам на себя? А чем хочешь заняться?

— Торговлей. Первое время решили с другом (с Артемом, который вот только ушел) возить товар с Китая и здесь продавать.

— Правильно, Ромка. Что тебе сидеть в этой конторе? Мне рассказывали, какой у вас там бардак твориться, — продолжал Павел Федорович в своей прежней эмоциональной манере. — Самое надежное — это схема купил-продал. Приобрел товар — и тут же сбыл его, только товар должен быть ходовой, не какая-нибудь чепуха. Ведь посмотри сейчас какая ситуация: все склады, магазины завалены, продукции переизбыток, экономику разогрели, а производят всякую ерунду, которая даже и не нужна вовсе. В магазин тут зашел — чего только нет.