Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Несмотря на трудности, к 1939 году резидентура в Италии создала разведывательную сеть, в которой оказались люди, добывавшие важные секретные документы. В Центр поступали материалы о планах вооружения Германии, доклады послов из Токио и Вашингтона по вопросу японо-американских отношений, о поездке Идена[24] в Париж, Берлин и Рим, о польско-германских соглашениях.
По материалам римской резидентуры руководству Советского Союза регулярно направлялись сообщения по актуальным политическим вопросам».
В общем, в этой стране «оси» всё шло как надо, однако вскоре Дмитрий Георгиевич был отозван в Москву, где затем продолжил службу... в 3-м, контрразведывательном, управлении ГУГБ НКВД. «Легальная» резидентура была, как говорится, закрыта на замок. Её прекрасная агентура оказалась «законсервирована».
«Фитин»
В центральном аппарате разведки Вильям Фишер работал сначала переводчиком, затем — радистом. Отправлялся в длительные загранкомандировки — конечно, нелегальные. И, несмотря на всяческие успехи, был в один день — 31 декабря 1938 года — уволен из НКВД. Ответ на естественный вопрос: «Почему?» нормальный человек не поймёт. Потому что вдруг стал иностранцем. Припомнили и место рождения — Ньюкасл, да ещё на реке Тайне, и немецкое происхождение отца. Полный маразм: откуда бы он иначе знал языки в изумительном совершенстве, да и чужой уклад, в котором вращался до своих семнадцати лет? Есть, правда, и другая версия внезапного увольнения, о ней — чуть позже.
Его выбросили на улицу, и он, как десятки тысяч коммунистов-честняг, мотался по инстанциям. Семья бедствовала, и офицер, специалист-нелегал, подрабатывал как мог. Общество, ради которого он рисковал жизнью, рассталось со своим верным стражем без сожаления. Впрочем, могло быть и хуже: лагерь, тюрьма, пуля... <…>
После увольнения из разведки 31 декабря 1938 года Вильям Фишер долго, около пяти месяцев, не мог найти работу. Тогда, не зарываясь головой в песок, он пишет письмо другу своих родителей старому большевику Андрееву[25] — секретарю ЦК ВКП(б), очень уважаемому Сталиным человеку. По тем кровавым временам письмо «наверх» от уволенного чекиста было смелостью невероятной. Могли добавить к опале и тюрьму, да и что пострашнее — тут уж как бы обернулось. Дела не пересмотрели, зато дали устроиться сначала во Всесоюзную торговую палату, потом — старшим инженером на авиационный завод.
«Абель — Фишер»
В июне 1939 года Китти Харрис поехала в отпуск на Средиземноморское побережье Франции, в Антиб...
Уезжая в отпуск, Китти рассчиталась с квартирной хозяйкой, надеясь по возвращении снять новую, более удобную квартиру. В Париж она возвратилась в середине августа. Однако связь резидентуры с ней и Маклином была неожиданно утрачена. Для агентов это было тем более удивительно, что связь прекратилась в критически важный для Советского Союза момент, подписавшего 23 августа с Германией Договор о ненападении.
На самом деле всё оказалось до банальности просто и в то же время трагично: в Москве началась очередная волна репрессий в отношении сотрудников разведки, и поддерживавшие с ними постоянный контакт разведчики из парижской резидентуры были отозваны в Центр. А в самой резидентуре даты встреч были перепутаны. Контакт с агентами был вынужден восстановить резидент внешней разведки НКВД в Париже Лев Василевский.
Одновременно Китти подстерегала новая неприятность. Сбежавший на Запад разведчик Вальтер Кривицкий примкнул к троцкистам и вскоре выпустил книгу «Я был агентом Сталина». В ней упоминалось имя Китти, с которой он встречался в Центре, как агента нелегальной разведки. Но на этом её неприятности не закончились.
В сентябре 1939 года комиссия по расследованию антиамериканской деятельности, возглавляемая конгрессменом Дайсом, допросила бывшего члена бюро компартии США Гитлоу, исключённого из её рядов как ренегат. Он заявил, что, по его данным, Китти Харрис является «агентом ОГПУ». Снова возник вопрос о безопасности Китти и Маклина. Однако, поскольку у Китти были документы на другое имя, а информация Маклина имела исключительно важное значение, Центр принял решение работу с разведчиками продолжить. Этот риск полностью себя оправдал. Китти по-прежнему регулярно передавала от Маклина важную секретную информацию, касающуюся в первую очередь политики западноевропейских стран в условиях разразившейся мировой войны.
«Кембриджская пятёрка»
Маклин, работая в Париже, передавал в Центр не только материалы своего посольства, но и многие другие интересующие Москву документы: Форин Офис рассылал по своим представительствам за рубежом копии докладов британских послов в других странах.
Маклину приходилось запоминать основные положения прочитанных им документов и, приходя к «Джипси», которая снимала номер в парижской гостинице, подробно пересказывать их содержание. Заниматься в гостиничном номере пересъёмкой материалов, для чего требовалось соответствующее оборудование, в том числе и подсветка, было невозможно. Техника была бы замечена первой же горничной, зашедшей для уборки номера, — и наличие подобной аппаратуры несомненно вызвало бы интерес полиции. Фотографировать телеграммы и прочие бумаги в самом посольстве также представлялось затруднительным — здесь все были на виду.
Нет смысла объяснять, что между документом и его пересказом, пусть даже и самым точным, есть существенная разница. Так, когда в июле 1939 года от Маклина поступила важная информация по Финляндии, — обстановка на Карельском перешейке обострялась, дипломатические переговоры результатов не давали, и война казалась уже неизбежной, — Центр высоко её оценил, однако выразил настоятельный интерес к конкретному документу. Но самого документа в распоряжении Маклина не было.
«Ким Филби»
<Уточним, что> особые проблемы были у нашего государства с северо-западным соседом — Финляндией, которая с начала XIX столетия входила в состав имперской России на правах Великого княжества Финляндского. К сожалению, в 1917 году новое большевистское руководство достаточно бездумно провело государственные границы (подобная ошибка с границами будет точь-в-точь повторена «демократами» при развале СССР в 1991 году), в результате чего к «новорождённой», ранее никогда не имевшей собственной государственности Финляндии отойдёт российская Выборгская губерния. По этой причине новообразованная государственная граница прошла в трёх десятках километров от Петрограда, столицы Республики, что было чрезвычайно опасно... Ленин мгновенно исправил положение, эвакуировав (тогда считалось, что на время) советское правительство в Москву. Но прошло уже два десятилетия, руководство партии и правительства чувствовало себя в «первопрестольной» вполне комфортно и ни о каком возвращении в Ленинград более не помышляло, между тем как над «городом трёх революций» всё ещё нависал дамоклов меч, образно говоря, становившийся с каждым годом всё тяжелее.
«Фитин»
Стало ясно, что необходимо возрождать лондонскую «фотостудию», для чего «Джипси» сняла в Париже квартиру, куда и перевезла все свои фотопринадлежности. В Москву вновь стали передаваться фотокопии документов.
Один из связников Маклина Юрий Модин вспоминал: «Дональд полюбил Париж. Он быстро вошёл в артистическую богемную атмосферу французской столицы, встречался с художниками, писателями, богатыми американцами, студентами».
А вот Китти Харрис, которая теперь именовалась оперативным псевдонимом «Ада», тогда же сообщала в Центр совсем иное: «Когда он был в Лондоне, он мог поступать так, как ему хотелось. Он имел своих друзей, имел возможность много читать. Иначе обстоит дело в Париже. Он должен вести совершенно иную общественную жизнь. Он должен посещать обеды и вечера. Вся жизнь сконцентрирована вокруг консульского круга. Он ненавидит эту атмосферу, но в то же время должен работать здесь…»
Сложно сказать, чей рассказ достовернее. Не исключается и то, что личные взаимоотношения начинали мешать делу — Маклин постепенно устал от, простите за дурной каламбур, связи со своей связной, поэтому, возможно, старался проводить время вне её общества, а ей объяснял, что он вынужден так поступать, хотя всё здесь происходящее ему очень не нравится.
«Ким Филби»
<Не будем, однако, забывать и про третье государство