– Ты – девушка, и тебе только семнадцать, так что это не считается.

– Бартоломео тоже пойдет, так что и мужчина-защитник будет.

– Ах, – сказала Кларисса.

– И монна Доротея тоже будет. – Мне не составило труда чуть-чуть исказить факты, чтобы они звучали поубедительнее. – Она – почтенная вдова, которая проживает в Сан-Заккариа и делит там келью со мной.

То же самое я повторила и Матильде после того, как спросила ее, можно ли Клариссе пойти на праздник у мессира [17] Тревизана со мной и монной Доротеей.

Матильда тут же объяснила, что об этом и речи быть не может, даже если я предложу ей мыть полы от заутрени до вечерни каждый день, пока не уеду.

– Куда ты уезжаешь и когда? – поинтересовалась она.

– В… Рим. За это время я узнала, что там у меня есть кузина. И отъезд запланирован через двенадцать дней. – В любом случае я надеялась, что это будет следующий поворот луны.

Матильду это, похоже, не переубедило.

– Я уже пять лет несу ответственность за это наглое, бесполезное создание. Никто не упрекнет меня, что я плохо отношусь к своим обязанностям хозяйки. От праздника, который устраивают богачи, не стоит ждать ничего хорошего. Там царит безудержная страсть к увеселениям и распутству. Там не место приличной даме.

На заднем плане послышался скрипучий шепот.

– Разреши им пойти, – сказал Якопо. Он встал из-за кухонного стола и приковылял в лавку. – Она молода и имеет право иногда повеселиться. Все время торчать тут, с нами – смертная тоска. Она заслужила немного радости.

Матильда пораженно повернулась к нему.

– Ты слышал, о чем мы говорили? Что случилось с твоими ушами?

– В некоторые дни им лучше, чем обычно, – сообщил Якопо. – Должно быть, все дело в ветре. Когда я сегодня утром был на площади, он дул особенно сильно.

Матильда еще немного поворчала, а потом, к нашему облегчению, согласилась, чтобы Кларисса пошла на праздник, но с условием, что она вернется до полуночи. У Якопо тоже были какие-то советы для Клариссы, которые он сообщил ей без лишних свидетелей, в кухне, пока я поспешно подметала лавку под строгим взглядом Матильды.

Сразу же после этого мы бросились в Сан-Заккариа, потому что нам нужно было еще переодеться. Я ожидала, что Кларисса продемонстрирует больше воодушевления, но она выглядела скорее скептично. Хотя по ее рассказам выходило, что когда-то она была королевой вечеринок, а значит, должна была радоваться, что снова сможет выйти в люди и как следует повеселиться. Но все-таки она держалась настолько замкнуто, будто предпочла бы вообще никуда не ходить.

По дороге в монастырь я пыталась выяснить, знала ли она о других путешественниках во времени, которые оказались здесь, как Тассельхоффы, без воспоминаний о будущем, но она не сообщила мне ничего нового. Она явно слышала, что тут и там появляются люди из других времен, но знала о них не больше моего.

– Эта история становится все более таинственной, – сказала я. – Как только Себастьяно появится в следующий раз, я добьюсь от него объяснений. А если Хосе или монна Эсперанца еще раз попадутся мне на пути, я расспрошу и их. Я все выясню, нельзя же просто утаскивать людей в чужую эпоху, а потом скрывать от них что-то жизненно важное. То, что тебя мариновали здесь пять лет, даже не сказав о причинах, я считаю совершенно недопустимым.

Я ожидала, что Кларисса поддержит мое возмущение, но она только рассеянно смотрела перед собой.

Сестра Жюстина впустила нас в ворота монастыря и тут же отчитала меня за то, что я без предупреждения привела гостью. Чтобы она впустила Клариссу, пришлось выделить ей еще одну монетку из моего кошелька.

– Но никакой громкой музыки и никаких мужчин в келье! – крикнула она нам вслед.

В келье, которая принадлежала мне и Доротее, попугай орал так громко, что было больно ушам. «Красавица моя, красавица моя!» – визжал Полидоро. Он висел на своей жердочке и разглядывал Доротею, которая сидела на невысоком стуле перед зеркалом и наносила на себя внушительную боевую раскраску.

– А вот и ты, – сказала она через плечо. – И ты привела гостью!

– Это моя подруга Кларисса, – пояснила я. – Она идет на праздник. И я, кстати, тоже.

– О, это чудесно! – Доротея сияющими глазами всмотрелась в зеркало. – Тогда я не останусь в одиночестве, когда Альвис начнет обсуждать свои скучные деловые вопросы.

– Альвис? – спросила Кларисса.

– Альвис Малипьеро, – пояснила Доротея. – Мой знакомый.

На мгновение мне показалось, будто что-то напугало Клариссу, но тут же меня отвлекла Доротея, которая вскочила и принялась подтаскивать поближе наши сундуки с одеждой. Она настояла, чтобы мы с Клариссой попробовали все, что подойдет, кому бы ни принадлежали вещи. Попутно я заметила, что она позаимствовала пару моих шелковых чулок, а присмотревшись повнимательнее, я поняла, что и лента для волос, которую она надела, утром еще лежала в моем сундуке. Так что я великодушно одолжила Клариссе ее красные ботинки и брошку из слоновой кости, а Доротея настояла, чтобы я взяла ее новый желтый шелковый платок.

Следующий час мы провели, прихорашиваясь перед праздником. Кларисса надела красное шелковое платье, которое Мариетта положила в мой сундук, а я выбрала синее, которое так хорошо подошло под цвет моих глаз.

Полидоро не скупился на громогласные комплименты, пока из соседней кельи не зашла наконец сестра Урсула. Она пожаловалась на шум, и Доротея прикрыла клетку простыней. Тем временем я как раз попросила Урсулу одолжить маску Клариссе.

Пока мы одевались, причесывали друг друга и красились, одолжив для этого средства у Доротеи, наше настроение явно улучшилось. Мы рассказывали друг другу всевозможные забавные истории о наших первых попытках накраситься, разве что межгалактический переводчик заменял такие слова как «тушь для ресниц», «хайлайтер» и «руж» на «уголь», «свинцовые белила» и «румяна», что смешило меня и помогало забыть о моих заботах – о Малипьеро и о том, что я должна помешать какому-то значительному событию, но даже не знаю какому.

Наконец, мы были готовы. Позвонили к вечерне [18], и это значило, что нам нужно было мало-помалу двигаться в путь. Прежде чем мы вышли, Кларисса достала из поясной сумочки стеклянный флакон и побрызгала всем нам на внутреннюю сторону запястий. По комнате распространился дурманящий запах.

– Божественно! – принюхалась Доротея. – Что это?

– Это мое собственное изобретение, – сказала Кларисса. – Смесь из олеандра и тубероз и немножко гвоздики. Возможно, ты сможешь взять с собой небольшой запас, когда вернешься в Неаполь.

Из-под платка, которым Доротея накрыла клетку, раздался протестующий вопль Полидоро: