Уворачиваясь от Твердислава, который и тут подгонял ее пучком травы, Лютава влетела в воду по колено и пошла дальше, стараясь не запутаться в мокрой рубашке. Вокруг нее вода бурлила от множества тел, кипели брызги. Отблески костров на берегу сюда почти не доставали, и она подумала, не удастся ли ускользнуть.

И вдруг какая-то прохладная, крепкая рука взяла из-под воды ее руку. Лютава вздрогнула и застыла в ужасе – рука была не человеческая. Мгновенно собравшись, она приготовилась защищаться – но ее руку тут же освободили, а из-под воды показалась голова красивой девушки. Ее длинные темные волосы распластались по поверхности реки, и нельзя было разглядеть, где же они кончаются.

– Не бойся, – шепнула ей водяница. – Я тебе помогу. Иди дальше по реке, там он ждет тебя. Иди.

Она улыбнулась и обошла Лютаву, направляясь к берегу. А Лютава сразу поняла, что ей хотели сказать, и побрела по дну, по грудь в воде, дальше по течению. Мимо нее плыли, обгоняя, пучки травы и цветов, из которых был сплетен «старый Ярила», пара чьих-то помятых венков. Позади слышались визг, смех, плеск и голос Твердислава: «Лютава, где ты?»

Здесь уже не горели костры, Лютава шла по реке в темноте. Вот вспыхнула зарница, и огненный свет словно вырезал из темноты высокую человеческую фигуру под старыми ивами.

Лютаву словно молнией пробило. Все эти дни вынужденной разлуки она так тосковала по брату, что в груди теснило и было трудно дышать. В ее чувстве к нему слились привязанность сестры и восхищение любящей женщины; она сама не знала, где кончается одно и начинается другое, да и не задумывалась над этим. Он был ее Велесом, основой и опорой мира, воплощал в себе всех мужчин и одновременно был единственным. Их близкое кровное родство составляло ее гордость и оправдывало привязанность настолько сильную, что едва ли какой-то другой молодец в будущем сумеет внушить ей любовь более сильную. Даже тот, кого в конце концов пришлет к ней черный волк Нави, Радомир. Тот неведомый будущий жених может быть прекрасен, как ясный месяц, но он ведь не будет ее братом…

Лютомер шагнул к воде и протянул руки. Лютава торопливо вышла на мелководье, он схватил ее за запястья, вытянул на берег и молча прижал к себе. От ее мокрой рубахи его собственная одежда тоже сразу намокла, но они стояли на песке, обнявшись и чувствуя только, что цельность их двойного существа наконец восстановлена и мир обрел равновесие. Сжимая в ладонях ее лицо, обрамленное мокрыми волосами, Лютомер жадно целовал ее, будто пытаясь надышаться после духоты, напиться после жажды. В прикосновении губ своей сестры-Марены ему открывался тот недоступный смертным источник, что бессмертным дарует мудрость и силу.

Утянув ее во тьму под раскидистые ивы, как в шатер, Лютомер помог Лютаве снять мокрую рубашку, а взамен надел на нее свою – вывернув ее предварительно наизнанку, поскольку женщине мужскую одежду носить нельзя, кроме как на новогодних игрищах.

– Не обижали вас? – торопливо спрашивал он, хотя уже чувствовал, что она вполне благополучна.

– Мы сами кого хочешь обидим! – хохотала Лютава.

– Молинка где?

– Не знаю, с женихом сбежала.

– Жених у нее уже? А тебе не досталось?

– Мне мой не понравился.

– Его счастье!

– Что дома?

– Велели вас вернуть и рядов со Святомером не заключать.

– Много ты привел?

– Наших три десятка – Дедилы, Хортима и Чащобы, да отец два десятка собрал. Братец Хвалис воеводой пошел.

– Да что ты говоришь!

Несмотря на все прошлые сомнения и подозрения, сейчас Лютава только засмеялась и опять обняла Лютомера, не в силах сдержать радости, что он снова с ней. Под ветви заглянула какая-то девка, но, увидев тут обнявшуюся полуодетую парочку, только хихикнула и исчезла.

А княжич Твердислав и не подозревал, что предполагаемая невеста от него ускользнула. На его зов из воды вышла девушка, и ни он, ни кто-либо другой – за исключением разве что Лютомера – не сумел бы отличить ее от Лютавы. Появившаяся на берегу выглядела точь-в-точь как старшая дочь Вершины угренского, вот только глаза у нее были не серые, а зеленые, но в темноте, при отблесках костров, этого никто бы не разглядел.

– Ну, друг мой любезный, сокол ясный, что невеселый такой? – низким мягким голосом спросила девушка и взяла Твердислава за руку прохладной влажной рукой.

Княжич несколько удивился – раньше угрянка не была к нему так ласкова. А та прижалась к нему всем телом, и его пронзило чувство какого-то тревожного, немного болезненного, лихорадочного возбуждения.

– Пойдем попляшем! – с намеком предложила девушка и потянула княжича в тень берега…

* * *

Новости, принесенные Хвалисом, поставили князя Святомера в тупик. Он дал распоряжение собрать, не поднимая шума, четыре десятка отроков и отправил их в Воротынец за оружием, а сам тем временем лихорадочно обдумывал, как поступить. На сбор людей среди буйных купальских игрищ уйдет какое-то время – хоть они все здесь, но поди им, разгоряченным медовухой и гулянкой, объясни, что надо бросить чаши, песни и девушек и топать в лес искать там угренских бойников! Оборотень точно рассчитал и удачно выбрал время: сейчас ни своя земля, ни многократное превосходство в силах ничем не помогали вятичам. Сейчас он пройдет прямо сквозь войско, и никто его не заметит!

Не меньшее беспокойство ему внушали сын Твердята и племянник Ярко, приставленные к угренским княжнам. Если где-то рядом оборотень со своей дружиной, явившийся за сестрами, то парни попадают под удар. Ведь он их видит, а они его нет! Но как их здесь найти? Святомер окинул взглядом луговину и чуть не застонал от бессилия и тревоги – на луговине, на опушках леса, на реке кипело движение, везде мелькали белые рубахи, растрепанные венки из трав, цветов и ветвей. Отблески костров выхватывали из мрака мечущиеся, пляшущие фигуры, но узнать среди них кого-то было совершенно невозможно. Где они, Ярко и Твердислав, где княжны? Как отыскать их в этом буйстве? Хоть обкричись – никто тебя сейчас не услышит.

Пока двое спешно отловленных десятников собирали и вооружали людей, Святомер напряженно думал. Кроме естественного беспокойства о сыновьях и пленницах его еще мучили сомнения – правильно ли он поступит, сделав то, чего хочет Хвалис?

– Он прав! – торопливо шептал ему Доброслав, отойдя с отцом в сторону. – Хоть он и холоп, но сейчас дело говорит. У него нет другого средства из челяди выбраться, кроме как с нами дружить. Он нам теперь до костра погребального будет обязан. Все сделает, что мы скажем – войско даст, что хочешь. А от оборотня нам не видать добра.

– Да ведь его, Хвалиса-то, угряне не примут! – Святомер в сомнении качал головой. Он то и дело оглядывался, надеясь найти-таки своего воеводу Гудияра и еще кого-нибудь из старших родичей, но они где-то пропали в толпе, и приходилось решать самому и быстро. От волнения его левый глаз моргал чаще. – Нет у меня ему веры. Хвалис, он холопкин сын – угряне его князем не признают. Помрет Вершина – Лютомер все равно за власть будет бороться, и род его поддержит. Да и нам бы поддержать – ведь его мать нам не чужая…