калачиком, она выглядит и того меньше. Если нападавший был размером с меня или с Ахиллеса, то у нее не было ни единого шанса.

От этой мысли все во мне холодеет.

Она поднимает взгляд и, моргая, смотрит на меня своими янтарными глазами. Она бледнее, чем обычно, а безупречное лицо осунулось и выглядит уставшим. Ее волосы спутались. Но все же она улыбается, увидев меня, и от этого выглядит почти хрупкой.

– Привет.

Мое сердце начинает биться быстрее. Я должен беспокоиться о ее безопасности или о том, что она оказалась так близко к Ахиллесу, или о чем-то еще. А вместо этого стою и пытаюсь скрыть, как у меня вспотели ладони оттого, что она улыбается так, будто рада меня видеть.

Я прокашливаюсь.

– Привет.

Елена чуть плотнее кутается в одеяло.

– Он и тебя в это втянул?

– Я сам предложил помочь. – Ставлю чемодан на пол. Оказавшись в номере, вдруг понимаю, что мне незачем было собирать вещи. Я мог забегать в свою комнату, чтобы переодеться и собраться утром. Было бы разумно так и сделать, а не тратить время и силы, чтобы сложить и разложить вещи, переселяясь в соседний номер. Очередной признак того, что я не мыслю трезво.

Ахиллес выходит из спальни.

– Здесь два входа и выхода. Окно в ванной открывается, но оно слишком маленькое, чтобы в него мог пролезть взрослый человек. А вот спальня может стать проблемой. Окно там размером с дверь и замок дерьмовый. Это точка доступа, которую мы не можем надежно закрыть.

А это значит, одному из нас придется быть там с ней.

Мне становится так плохо, что сводит живот. Наверное, мне не чужд мазохизм, потому что мне больно уже оттого, что я вызвался находиться в непосредственной близости с этими двумя. Не знаю, что побудило Ахиллеса предложить ей остаться с ним, а не подключить к этой работе людей Беллерофонта. Порой совсем не понимаю, как работает его ум. Нет, это ложь. Я прекрасно знаю, о чем он думает. Наверное, решил, что лучше нас никто не справится. Все и так было запутано, и мы сейчас еще больше все усложнили.

Но передумывать поздно.

– Я буду дежурить первым.

На мгновение мне кажется, что он станет возражать, но наконец он кивает.

– Я не против. Диван вполне удобный.

– Вовсе нет, – бормочет Елена.

Он пожимает плечами.

– Я спал в местах и похуже. – Ахиллес долго изучает ее взглядом. Он осознает, как его выдает выражение лица? Он твердит, что она ему не нравится, но смотрит на нее, как на удивительное создание, которое он не понимает, но все равно хочет сберечь. Он всегда хотел защищать тех, кто не может защитить себя сам, но сейчас все иначе.

– Хочешь поговорить об этом? – наконец спрашивает он.

– О чем тут говорить?

Он пожимает плечами. Язык тела не соответствует его напряженному взгляду.

– Большинство людей, пережив нападение, испытывают потрясение. Крутят в голове всякую хрень.

– Я не большинство.

Мне стоит что-то сказать, но кажется, они вместе переживают момент, в котором я не участвовал. Я не схожу с места и молчу.

– Да, ты права. Ты не такая, как большинство. – Ахиллес кивает, а выражение его лица становится невероятно нежным. – Иди спать, принцесса. Завтра сможешь продолжить воевать со всеми, кто косо на тебя посмотрит.

Ее улыбка становится увереннее, утратив прежнюю уязвимость.

– Я не воюю со всеми, кто смотрит на меня косо, Ахиллес. Я воюю с тобой.

– Видимо, я особенный.

– Видимо.

Отворачиваюсь, не в силах наблюдать такой интимный момент. Очередное напоминание о будущем, которое мне уготовано, – наблюдать со стороны. Лучше отвлечься и оттащить свой чемодан в спальню, а потом быстро разложить вещи. Всегда оставаться в движении больше свойственно Ахиллесу, но сейчас я как никогда рад такой возможности. Меня успокаивает распаковка вещей, пусть она и не унимает боль в груди.

Я почти закончил, когда в комнату входит Елена. Видно, что она только что вышла из душа, ее кожа влажная и раскрасневшаяся, а волосы мокрые и зачесаны назад. Она завернулась в одеяло, но я замечаю шелковую лямку сорочки на ее плече. Старательно смотрю ей в лицо, но от этого легче не становится. Черт возьми, она слишком красива, и каждый раз, когда мы общаемся, кажется, становится еще красивее. Это несправедливо.

Как я должен сберечь свое сердце и сохранить трезвость ума, когда она так на меня смотрит?

Она осторожно садится на кровать и нерешительно улыбается.

– А ты и правда перфекционист. Все на своих местах.

– Да. – Нет смысла отрицать. Это правда. Организованность позволяет мне чувствовать хоть какой-то контроль в мире, где мне не стать важной птицей. Я никогда не желал власти, в отличие от Ахиллеса, но находясь рядом с ним, иногда ощущаю, как его действия создают волны. Я научился балансировать на этих волнах, но иногда чувствую стресс. Наведение порядка успокаивает меня так же, как и планирование, и выстраивание стратегий.

Елена выглядит лучше, чем недавно в гостиной. Ее лицо вновь обрело цвет, и она больше не погружена в свои мысли. И все же не могу не спросить:

– Ты в порядке?

– Уже лучше. – Она прячет ноги под одеяло. Так она выглядит более юной, более уязвимой. Больше похожей на девчонку, которую я когда-то знал. Но не представляю, как с этим быть. Мне хочется заключить ее в объятья и защитить, но знаю ее достаточно хорошо, чтобы понимать: она этого не позволит. Честно говоря, меня удивило, что Ахиллесу удалось уговорить ее остаться в его номере. Наверное, он настоял, пока она находилась в смятении. У него это хорошо получается.

– Здесь ты в безопасности. Мы никому не позволим к тебе притронуться.

– Да, мне так и показалось. – Елена вздыхает и смотрит на меня. – Ты на меня обижен.

– Зачем мне на тебя обижаться? – Слова вырываются слишком быстро и резко.

Ее улыбка становится печальной, подернутой горечью.

– Из-за того, что я переспала с Ахиллесом.

– У нас с ним свободные отношения. – И снова правильные слова. И вновь неверный тон.

– Я говорила себе то же самое, но это не означает, что я была права. – Она кутается в одеяло, но не отводит от меня взгляда. Я уважаю ее за это, хотя смог бы мыслить яснее, если бы она не смотрела на меня. – Я не собиралась этого делать, но намерения значения не имеют. А только действия. Прости.

Они оба просят прощения, будто это меняет произошедшее, и у меня возникает чувство, что они сделали бы это снова, если