сердце, что у тебя в кармане лежит доцентовская зарплата, — он показал пачку денег, вытащив их из кармана. — Что ты гений, она же этого не знает. Может, ты второй Пушкин, откуда она знает.

— Все я понял, — отмахнулся Волгин.

— Как дела на личном фронте? Как Лена?

— Да я не знаю. Меня нервирует она во всем. Дед у нее маршал.

— Дед у нее маршал? Что ж не сказал? Жениться надо, вот дурак, сразу же надо жениться. Я женюсь. Мне, честно говоря, надоело в нищете прозябать. Зарплата — разве это деньги? Давай позвоним ей. Ты можешь сказать Ленке, что я в нее влюблен?

— Ты серьезно? — хмыкнул Волгин.

— Слушай, мы никогда не выберемся из этой трясины, никто нас не пустит выше, пусть хоть ступенька будет построена. В конце концов она девка ведь неплохая? Чем она хуже других? Я же недаром на нее глаз положил, помнишь? У меня вкус! Она такая высокая, есть в ее взгляде что-то. Она, конечно, может любить, но быть хозяйкой дома, конечно, не может. Зато дочь маршала! А?

— Не дочь, а внучка, — поправил Волгин.

— Да черт с ней, пусть будет внучка, надоело все, пора остепениться.

— Но она говорит, что меня любит, — разочарованно проговорил Волгин.

— Не может быть! — воскликнул Борис.

— Да. Но только не мне этот камень предназначен.

— Черт с ним, — согласился Борис задумчиво. — Черт с ним. Маршал, звучит-то как? Звучит хорошо, красиво, смачно: маршал! Цитирую: в борьбе за жизнь слабых не бывает.

Они прошли бульвар и свернули в Сивцев Вражек. Свернули вновь. Солнце уж зашло, и небо окрасилось в густой синий цвет.

— Давай-ка позвоним, — предложил Борис, завидев телефон-автомат. — Лене. Сейчас. Скажи, мол, Борис без памяти и плачет, рыдает. Что? Разыграем?

Волгин, ни слова не говоря, набрал номер. К телефону подошла она, обрадовалась звонку и стала тут же трещать про удивительный поход к дедушкиным гостям.

— У меня серьезная новость, — сказал Волгин. — Я хочу, чтобы ты знала, что Борис тебя сильно, навсегда любит.

— Он рядом с тобой? — проницательно определила она. — Дай-ка ему трубку.

Волгин протянул телефонную трубку Борису, и тот услышал ее голос:

— Борис, ты вонючий козел! Ты понял? Козел!

Борис бросил трубку и выругался матом, добавив, что такой отъявленной дуры, как внучка маршала, он еще никогда в жизни не встречал. Волгин молчал, все понимая: Бориса оскорбили.

* * *

Юрий Хес, человек лет тридцати пяти, с запущенной щетиной на лице, в дырявых туфлях, затертом пиджаке, никогда не стиранных джинсах, встретил их радушно. Дом, в котором он жил, был предназначен под снос, и все жильцы, получив квартиры, давно уехали, и только он один коротал тут время, не желая уезжать из центра, хотя тоже получил квартиру в Теплом Стане. Это был добрый, радушный еврей, не устроившийся на этой земле. Он страдал из-за своей честности и исключительной заброшенности, работал инженером в КБ, получал мизерную зарплату, имел единственную мечту: жениться.

Он провел их в квартиру, насчитывающую восемь комнат. В каждой из них теперь можно было жить.

— Кто будет? — спросил Борис.

— Мих-Мих будет. Кто еще? Я звонил Сержу. Кто еще? Ты. Твой друг, — он показал на Волгина. — Кто еще? Ленский и я. Все.

— Отборный «Золотой легион», — одобрительно прищелкнул пальцами Борис. — Лучшие силы. Давай, Володь, погуляем, кофейку выпьем, время убьем.

Когда они вернулись, все были в сборе. Ленский — холеный, красивый, замечательный пример неувядающего мужчины; Мих-Мих — высокий, широкоплечий, в отличном костюме, красном галстуке с умным лицом мыслителя Фридриха Ницше.

— Да кто же будет? — спросил Волгин шепотом у Бориса.

— Чуть ли не член Политбюро будет, если не важнее. Очень важная персона, такая важная, что решает вопросы тут же.

— Квартиру? — спросил Волгин, но Борис ему не ответил, слишком это было больное для Бориса место, чтобы поддаться искушению сглаза. Они находились в почти пустой просторной комнате на первом этаже, в которой стояли старые расшатанные стулья, большой стол, допотопный приемник на ножках, с потолка свисала на проводе лампочка, засиженная мухами. Они просидели так приблизительно часа полтора. Всех этих людей объединяло одно — несмотря на ум, образованность, знание языков, но все они были неудачники. Неожиданно раздался звонок. Хозяин метнулся открывать дверь, но дверь отворилась, и в комнату заглянул милиционер. Он внимательно обвел всех взглядом и спросил:

— А документики у всех имеются?

Бросившийся к нему хозяин сказал, что их давно ждут. Милиционер хитро улыбнулся. Члены «Золотого легиона» переглянулись, кое-кому захотелось уйти, но искушение оказалось сильнее. Шепотом сказали, что принимать их будет не кто иной, как сама Галина Леонидовна Брежнева. Эдакая блажь пришла в голову дочери Генерального секретаря!

— Ты понял? — обратился Борис к самому себе. — Я знал, фигура будет не ниже члена Политбюро. Выше!

Через несколько минут Юрий Хес выбежал на зов, вскоре вернулся и показал пальцем на Ленского и Мих-Миха, давая понять, что они первыми могут идти на беседу к дочери Генерального секретаря. Те, молча, одернув пиджаки, побледнев, поднялись.

— Черт, разберут все квартиры, я знаю, у них тоже с квартирами плоховато, — сказал себе вслух встревожившийся Борис, не находя места. — Я же знаю систему, как бывает: одну квартиру, одну машину, одну дачу. Черт!

— Ладно, Борис, не грусти, ерунда, я знаю Галину Брежневу, не обидит, — молвил Волгин, думая о том, как ему теперь вести себя при встрече с ней. Борис даже не обратил внимания на слова Волгина, с большим напряжением ожидал приглашения. Когда его пригласили, Борис вскочил и бросился опрометью за Юрием Хесом, который повел его на встречу с Галиной Брежневой, за ним прытко рванул и Серж. В комнате остался никуда и никогда не торопившийся Волгин, которого все еще мучил вопрос: как себя вести? Пришлось просидеть в одиночестве минут тридцать. Наконец заглянул Хес и пригласил его.

Они прошли по длинному коридору, в конце которого торчал милиционер. Волгин оглянулся, и в другом конце коридора тоже торчал милиционер. «Обставилась, — подумал он, — только что ей нужно?» Не доходя метров пять до торца коридора, Хес остановился и показал рукой на обшарпанную дверь справа.

— Я один? — спросил удивленно Волгин.

— Мне велели через полчаса, там еще братья «зайчиики», — отвечал весьма удрученно Хес. Волгин потянул на себя дверь и оказался в маленькой темной комнатке-предбаннике, в которой тоже находился милиционер. Вдоль стены стояли рядком стулья, на них лежала одежда, аккуратно сложенная, на спинках висели пиджаки, рубашки. Когда Волгин собирался открыть следующую дверь, милиционер поднял руку и сказал:

— В целях безопасности верхнюю одежду снимите: пиджак,