— Бог мой, чего ты хочешь?

— Масон, который клянется именем Бога? Ты забываешься, брат мой.

Комиссар взглянул на дверь туалетной комнаты. По-прежнему никакого движения.

— Не теряй времени, иронизируя. Скажи, чего ты хочешь.

Ствол уже давил не так сильно.

— Чего я хочу? О! Почти ничего! Только знак из прошлого. Послание с того света. Забытый ответ.

— Сволочь, ты…

Ствол скользнул к затылку. Марка услышал знакомый характерный звук. Убийца снял револьвер с предохранителя.

— Прекрати играть в наивность. Ты знаешь, чего я хочу. Послание. Написанное на шпаге нашего дорогого маркиза де Лафайета.

Антуан с тревогой наблюдал за туалетной комнатой.

— Не понимаю. Ты украл эту шпагу из музея.

Голос приблизился к его уху. Марка чувствовал теплое дыхание.

— Неправильный ответ. Начнешь сначала, и у твоего сына появится маленькая дырочка на ангельском личике.

— Выйдем, и я скажу тебе все.

Он с ужасом увидел, как открылась дверь туалетной комнаты и в проеме, залитом зеленоватым светом, появился силуэт его сына. Ребенок как завороженный смотрел на экран.

Теплый голос продолжал:

— Ах! Сынишка закончил свое дело. Вот как я вижу дальнейшие события. Обернешься — и ты покойник. Скажешь ему, чтобы убегал, — умрет он. Если ты через двадцать секунд не ответишь на мой вопрос, умрете оба.

Сын Антуана медленно поднимался по ступенькам, не желая упустить ни малейших деталей сцены, в которой Бонд играл в покер с очередным злодеем.

— Осталось не более десяти секунд. К сожалению, сначала мне придется пустить ему пулю в пах. Кажется, это очень больно. Однажды я помогал смертельно раненому брату. Заметь, с такого расстояния я могу промахнуться и попасть ему в грудь.

Комиссар сжал кулаки. Он услышал, как щелкнул затвор.

Ребенок был всего в пяти метрах от него. Антуан прошептал отрывистым голосом:

— Нью-Йорк, там, где логово братьев, древним взглядом освобождает центр, 1886 год.

— Ты уверен?

— Да, черт возьми!

— Надеюсь на тебя. Иначе я тебя из-под земли достану. И ты знаешь, что будет дальше.

Сын Антуана был в пяти сиденьях от отца. Убийца неслышно встал.

— Ты проявишь благоразумие и будешь сидеть до тех пор, пока я не выйду из зала. Один взгляд, и я пролью свинцовый дождь на маленькое семейство Марка. Договорились?

— Да…

Ребенок с шумом опустился на свое место и взял отца за руку.

Комиссар сидел неподвижно. Малейшее движение, и начнется бойня. Он ненавидел этого человека, игравшего с ним. Позади послышался шум мятого плаща. Он удалялся вправо. Антуан умирал от желания обернуться, чтобы увидеть лицо убийцы, но присутствие сына парализовало его.

Перед его глазами возник пакет с попкорном.

— Папа, ты не заснул? Вот уж действительно, это самая захватывающая часть фильма.

Париж, улица Святого Иакова, март 1355 года

Дама Пернель стремительно вбежала в дом. Мэтр Майар и Фламель остались на улице. Приехал секретарь дворца. Он поставил свой письменный прибор на окне, и с улицы было видно, как он записывает показания первых свидетелей. Тело палача нашла служанка, пришедшая к нему рано утром. Вскоре ее крики взбудоражили весь квартал и все смогли насладиться мрачным зрелищем — жестоко изуродованным трупом Артуса.

— Это дело рук дьявола, — сказал один из стражников, войдя в дом.

Его слова сразу же распространились в толпе, собравшейся на улице. Женщины крестились, мужчины что-то бормотали, с ужасом глядя на фасад, отныне отмеченный печатью преступления.

— Дьявола или нет, — громко рассуждал мэтр Майар, — но вы не разубедите меня, что это убийство связано с тем костром. А что вы думаете, сосед Фламель?

Но Никола внимательно смотрел на секретаря, записывавшего ответы служанки. Он расценивал это как испытание, которое закончится его осуждением. История повторялась. Он задрожал от страха.

— Вам холодно? — спросил Майар. — Вас, наверное, потрясло это жуткое зрелище. Впрочем, вы же не видели тела. Если бы вы взглянули на него, как я…

Ему не хватило времени закончить. На улицу вышел офицер короля. Фламель узнал мессира Ги де Парея, человека, возглавлявшего королевских стражников.

— Господа горожане, я хотел бы вас допросить. Кто из вас самый близкий сосед жертвы?

— Я, — прошептал Фламель.

— Тогда входите. Надеюсь, вы не слишком впечатлительный человек.

В комнате было много людей. Стражники охраняли вход. Подручные Бернара де Ренака обшаривали ящики. И здесь был секретарь, который четким почерком записывал каждое слово.

— Как вас зовут?

— Никола Фламель, общественный переписчик.

— Хорошо ли вы знали покойного, можете опознать его?

Сейчас не время для колебаний. Никола задрожал, но ответил без промедления.

— Полагаю, чаще всего он носил капюшон палача, но, конечно, у него было лицо…

—.. которое невозможно забыть?

И вновь на Фламеля напала та же дурнота, что в комнате пыток. Ги де Парей обернулся к служанке, которая что-то говорила пронзительным голосом.

— Эта старуха почти ничего не видит вот уже много лет. Она способна опознать только капюшон своего хозяина.

— Не понимаю. Даже с плохим зрением невозможно забыть лицо.

Ги де Парей встал и сделал Фламелю знак следовать за ним.

— Но для этого нужно, чтобы лицо осталось.

Париж, IX округ, наши дни

В небольшом уличном кафе почти не было посетителей. Три месяца назад Роже, хозяин заведения, вложил почти половину своих сбережений в ремонт, заменив старые цинковые панели деревянными плаке и бархатными драпировками сливового цвета. Чтобы «навести шик» и привлечь новую, «молодую и динамичную» клиентуру, как ему посоветовал один торговец, приходивший с заказами два раза в месяц. В результате Роже восседал за стойкой с красноватой физиономией, совершенно не соответствующей модному интерьеру. Завсегдатаи, забегавшие пропустить стаканчик в восемь часов утра, и те, кто любил посидеть за бутылкой в восемь вечера, не отрывали глаз от плоского экрана, где сменяли друг друга клипы в стиле рэп с извивающимися малышками в мини-шортах из латекса.

Сидя в глубине зала, Марка медленно помешивал ложечкой обжигающий кофе. Он любил этот заброшенный утолок на краю площади Пигаль и пьянчужек, которые до сих пор хранили частицу парижской самобытности. Каждый раз, когда он приходил сюда, его почтительно приветствовали, называя «мсье комиссар Марка». И даже два старых сутенера-корсиканца, переквалифицировавшихся в торговцев DVD-порно, всегда подходили, чтобы пожать ему руку.