С тех пор он оставался фанатом, испытывавшим при просмотре каждого нового опуса поистине детское наслаждение. Но только не сегодня.

— Ты мог бы заказать билеты. Зачем торчать в очереди? — сказал сын, кладя в рот целую горсть попкорна.

— Скажи спасибо, что я повел тебя на эту ерунду, сынок. Ты скорее должен меня благодарить. Если бы это зависело от меня, мы бы пренебрегли этим сеансом и пошли бы на ближайший — «Сладкие поцелуи России». Вот настоящее кино! Но нет, мсье изволит вновь приобщиться к «Казино „Рояль“». Ты отрицаешь все, чему я тебя учил.

Он передал сыну вкус к приключениям агента 007, но недавно их мнения разошлись. Он понял, что его двенадцатилетний отпрыск ростом 160 сантиметров открыто презирает отца.

— Классический конфликт поколений, папа… Как подумаю, что ты был членом фан-клуба Джеймса Бонда… Впрочем, это опасно для полицейского. А теперь ты плюешь на него, словно больной. Противно!

— Нет, я просто говорю, что этот выскочка Крэг[10]не имеет права играть агента 007. Это святотатство. Знаешь, на кого он похож? На Владимира Путина. Только еще более невзрачный. Он напоминает мне замороженного мерлана.

— Ну ты даешь!

— Так или иначе, я заберу свою клубную карточку, когда продюсеры вновь выпустят на экраны этого бесцветного мальчугана-мясника.

— Тоже мне, специалист по мясу! Смокинг папочки Коннери, прическа Броснана — это еще круче. Крэг действует как зверь. Девчонки из моего класса находят его клевым. Даже маме он нравится.

Антуан Марка приподнял бровь, чтобы сильнее выразить презрение.

— Значит, я правильно сделал, что развелся…

— Ты невыносим, папа, — сказал сын со слезами на глазах.

Сын помрачнел, и Антуан понял, что зашел слишком далеко. С недавних пор его отношения с бывшей женой стали прохладными. Особенно после памятного разговора по телефону. Подлинная катастрофа.

Они подошли к кассе. Он купил билеты, злясь на себя за то, что испортил вечер.

Антуан потянулся. После погони за убийцей у него постоянно болело плечо. Черт с ним, с этим «Казино „Рояль“». В конце концов, выбор сына не имел ни малейшего значения. Главное — быть рядом с ним и наслаждаться его обществом.

Но Марка никак не удавалось сосредоточиться. Мысли возвращались к шпаге Лафайета и таинственной фразе на клинке.

Нью-Йорк, там, где логово братьев,

Древним взглядом освобождает центр, 1886 год.

Нью-Йорк… Надо позвонить американке. Это был единственный след.

Они устроились в последнем ряду зала. Через десять минут фильм начался. Замелькали первые кадры. Джеймс Бонд в спортивной майке выполнял свой первый договор с неожиданной, новой жестокостью.

Марка зевнул. Плохой знак в начале фильма. Он терпеливо ждал заглавных титров, изобретательных, но не до такой степени, чтобы спасти остальное. Он бросил взгляд на сына, старавшегося не пропустить ни одной подробности.

— Это Бонд? Мы не ошиблись залом? Актер похож на живой труп, — прошептал он.

— Ты невыносим, папа. Если тебе не нравится, возвращайся в свой одинокий дом.

Антуан посмотрел вокруг. Зал был почти полон. Несомненно, эти люди ничего не знали о настоящем Джеймсе Бонде. Невежды или обреченные, как и он, смотреть на глупости, происходившие на большом экране, из-за своего потомства. Да, он старел. Он стал ко всему относиться нетерпимо. Чем чаще он поглядывал на радостные лица, наслаждавшиеся зрелищем, тем более одиноким он себя чувствовал. На грани наваждения.

Он вновь обернулся. У него появилось неприятное чувство, что за ним следят.

«С тех пор как прогулялся по катакомбам, ты превратился в параноика».

Он устроился поудобнее, но кадры, мелькавшие на экране, не привлекали его внимания. Он видел холодный взгляд убийцы в маске.

Продажный мерзавец!

Вопросы роились у него в голове, однако он не мог их упорядочить. Ничто не вырисовывалось. Нью-Йорк… Похоже, у загадки потомков Лафайета не было ни начала, ни конца. Впрочем, он привык к подобным играм. Он спрашивал себя, не впал ли Поль де Ламбр в слабоумие на исходе своей жизни. Он, Марка, не питал пристрастия к подобным фантастическим выдумкам. Он мыслил рационально и не терялся ни в каких ситуациях. Нет, чтобы распутать подобный клубок, нужно поистине обладать разумом подростка. Безумная юношеская выходка. Она не для сорокалетнего холостяка и брюзги, страдавшего при просмотре фильма, предназначенного для тех, кто задержался в умственном развитии. Сын обернулся к нему.

— Ты мне расскажешь, что было, пока я сбегаю в сортир?

Антуан издал звук, означавший согласие, и выпрямился. Инстинктивно он посмотрел вслед сыну, который, сбежав по ступенькам, толкнул дверь туалетной комнаты, слабо освещенной маленькой зеленой лампочкой.

После гибели Поля он опасался всего, доходя до крайности.

Едва силуэт сына исчез за дверью, как Марка погрузился в свои мысли. Если бы это дело касалось только его одного, он бы вышел из игры. Впрочем, он был в отпуске, а группа следователей под нажимом брата-комиссара уже наверняка обыскала каждый уголок. Правда, он и великий секретарь не стали посвящать их в важные детали — например, они умолчали о USB-ключе и истории со шпагой. А ведь это были главные элементы, необходимые, чтобы правильно сориентировать следствие.

Антуан вздохнул. Но он не мог пойти к коллегам, ведущим расследование, и заявить: «Ребята, я забыл вам сказать кое-что. Вы на меня не сердитесь?» Это стало бы финалом его карьеры. Нет. У него не было выбора, он должен довести свое расследование до конца. А для этого ему придется пересечь Атлантический океан.

На экране Джеймс ворвался в здание посольства и яростно измолотил охранников с физиономиями висельников, превратив их в боксерские груши.

Сзади он вдруг услышал голос. Голос, который он никогда не сможет забыть. Последний раз он слышал его в момент погружения в подземную клоаку. Голос прошептал:

— Мой дорогой брат, нехорошо показывать насилие сыну.

Антуан попытался шевельнуться, но ствол пистолета, легко прошедший между двумя сиденьями, впился ему в правый бок.

— Я следил за тобой и твоим сыном. В метро, в очереди. Ты хороший отец. Это действительно трогательно. Знаешь, у меня тоже есть дети.

— Он вернется с минуты на минуту. Выйдем. Он не имеет ничего общего со всем этим.

— Не паникуй, дорогой брат. Я уверен, что мы договоримся.

— Не паникуй! Я должен быть уверен, что мой сын…

Убийца прервал его:

— Ты хочешь защитить плоть от плоти твоей. Это совершенно естественно. На твоем месте я поступил бы так же. И главное, начал бы сотрудничать.