Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он ничего не заметил; во всяком случае, ничего такого, что помогло бы ему разгадать неясный намек в письме. Одно только было странно: поля шляпы с обеих сторон были опущены и закреплены под подбородком кожаным ремешком, как будто у человека болели уши и он хотел укрыть их от ночного холода.
Приезжий заметил беглый испытующий взгляд кавалера и сказал ему с угрюмой усмешкой:
— Вам кажется странным и, может быть, даже невежливым, что я так низко нахлобучиваю на уши свою шляпу? Это вошло у меня в привычку не так давно. Вы сразу поймете почему, если я сниму шляпу; но, может быть, вы поймете и так, если я вам назову свое имя. Я — Уильям Принн[19].
— Принн! — вскричал кавалер, бросаясь к нему, и, схватив пуританина за руку, горячо сжал ее обеими руками. — Я счастлив и горд видеть вас под своей кровлей и рад оказать вам гостеприимство…
— Генри Голтсперу нет нужды говорить о своих чувствах Уильяму Принну, сказал безухий пуританин, прерывая кавалера. — Друг угнетенных хорошо известен всем, кто пострадал, в том числе и мне. Благодарю вас за ваше радушие, которым я могу воспользоваться лишь на несколько минут. Затем я должен проститься с вами и ехать. Дело Господне не терпит промедления. Жатва скоро созреет, и жнецам надлежит приготовить свои серпы.
Голтспер хорошо понимал, что в такое тревожное время нельзя тратить ни минуты на пустые разговоры. Еще раз распорядившись позаботиться о лошади приезжего, — что охотно взял на себя бывший разбойник, — он приказал Ориоли подать гостю ужин.
И проголодавшийся пуританин, хотя он и в самом деле очень торопился, отдал ему должное, в то время как Голтспер, усевшись за стол, поспешно писал ответ на оставленное ему послание.
Он также не надписал на нем ни адреса, ни имени адресата и не подписался под ним, так как это могло повредить и ему и тому, кому оно предназначалось. Наибольшей опасностью оно грозило человеку, который брал на себя обязательство доставить его. Но верный ревнитель свободы вероисповедания нимало не страшился опасности — преданность великому делу, пылавшая в его доблестном сердце, делала его недоступным жалким опасениям и страху. Наспех поужинав, он снова вскочил в седло, сдержанно, по-дружески пожал руку Голтсперу и, простившись с ним, быстро и бесшумно помчался прочь.
Глава XXIV
ТРИ КУРЬЕРА
Едва конь пуританина скрылся из виду, проскакав по усыпанной песком дорожке, Голтспер призвал к себе Грегори Гарта.
Гарт за это время уже успел воспользоваться предоставленной ему возможностью и обильно подкрепился, о чем свидетельствовал стоявший перед ним окорок, которым только что ужинал приезжий. Изрядно обнажившаяся кость, с которой была срезана мякоть, красноречиво показывала, что Гарт поужинал досыта, и кружка крепкого эля, которым он запил этот добрый кусок оленины, весьма подняла его настроение. А так как он до этого хорошо выспался, вполне вознаградив себя за отсутствие сна в прошлую ночь, то теперь, по его собственному выражению, был готов на все: «Хоть в орлянку играть, хоть врагов убивать».
Его бодрое настроение оказалось весьма кстати, так как Голтсперу пришлось прибегнуть к его услугам, хотя и не для таких кровожадных целей.
— Гарт! — сказал кавалер, когда его старый слуга вошел в комнату. — Я уже говорил тебе, что ты скоро понадобишься для доброго дела. Оно призывает тебя сейчас.
— Я, мастер Генри, готов на все! Только прикажите! И хоть я на своем веку ничьей жизни не загубил, но ежели вы скажете слово…
— Постыдись, Грегори! Что за ужасные мысли! Время ли сейчас говорить об убийстве, когда… — Тут Голтспер запнулся. — Ну, не в этом дело, продолжал он, — сейчас я дам тебе совсем мирное поручение.
— Все, что вам угодно, мастер Генри. Для вас я готов хоть пуританином стать, сейчас же пойду проповедовать, ежели на то ваша добрая воля! Я тут обменялся словечком-другим с этим человеком, пока вы писали ответ, и он так хорошо объяснил мне, как надо толковать Священное писание. По-моему, он правильно говорит, хотя это и не совсем сходится с тем, что говорит его преподобие господин Лауд и его римские попы.
— Подожди, Гарт, — нетерпеливо сказал Голтспер. — Поручение, которое я дам тебе, не имеет ничего общего с религией. Мне нужен посланец, который хорошо знает здешние края, и в особенности усадьбы здешних дворян, которым мне надо разослать письма. Сколько времени ты жил в Бэкингемшире?
— Да я, мастер Генри, давно уж живу в этих краях. Ну, так примерно последние десять лет я большую часть времени обретался здесь — должно быть, с той самой поры, как я оставил свою службу у вас, но только я, видите ли, никогда не жил подолгу на одном месте. Здоровье-то у меня, знаете, было неважное, и я время от времени нуждался в перемене воздуха.
— Но топография этих мест тебе, наверно, известна?
— Не пойму, что это вы такое говорите! Что за тупография такая? Экое мудреное слово! Ежели вы хотите сказать — дороги, так я их все вдоль и поперек исходил и знаю их, верно, не хуже того, кто их проложил, а уж особенно те, что проходят между здешними местами и Оксфордом.
— Отлично! Вот туда-то мне и надо послать верного человека. У меня есть кого послать на север и юг графства, но нет никого, кто бы знал дороги на Оксфорд. Вот тут-то ты и пригодишься. Если ты хорошо знаешь эти места, тебе должны быть известны и усадьбы, расположенные в той стороне, — владения здешних дворян.
— Д-да, — протянул задумчиво Грегори. — Слыхал я про усадьбы, и они про меня слыхали.
— Так вот, можешь ты отвезти письма достопочтенному господину Г. Л., сэру К. Ф., молодому М., сыну лорда С., господину Р. М. из Чэвели Парка и господину Дж. К., судье из Хай Уайткомба?
Разумеется, Голтспер, обращаясь к своему бывшему слуге, называл имена полностью.
— Ну что ж, — отвечал Гарт, — я, конечно, смогу вручить письма всем этим господам, если я буду доставлять их в том самом порядке, как вы их называли. Но вот если я начну с того, чем вы кончили, то мне тут же придется кончить, едва только я начну.
— Что такое? Я тебя не понимаю, Грегори!
— Да ведь это очень просто, мастер Генри. Коли я отвезу письмо этому старому зубру судье из Хай Уайткомба, вряд ли я привезу от него ответ, и уж, во всяком случае, мне не придется