Но это было еще не все. Антиох – возможно, по наущению Менелая и его приспешников-«антиохийцев», издал указ, оставивший неизгладимый след в душах иудеев и сделавший для большинства из них абсолютно невозможным принятие языческого мира. Указ отменял хартию 200 г. до н. э. и объявлял незаконным отправление в стране иудейского культа. Это был первый в истории человечества случай религиозных гонений. Под запрет попадали храмовая служба, субботний отдых, обрезание, соблюдение правил ритуальной чистоты. Неповиновение каралось смертью. Женщин, которые обрезали своих сыновей, прогнали по улицам, а потом вместе с младенцами сбросили с городских стен. У одной несчастной на глазах умертвили всех ее семерых сыновей, которые готовы были скорее погибнуть, чем нарушить Закон. Женщина ободрила каждого перед смертью, а после сама приняла казнь. Девяностолетний старец Елиазар пошел на мученическую смерть за отказ проглотить хотя бы символический кусочек свинины. Едва только иудеи стали жертвовать жизнью за Тору, та приобрела в их сознании абсолютно новый священный смысл.

В результате указа изменился и облик Храмовой горы. Антиох распорядился разрушить ворота и ограду, отделявшую территорию Храма от остального города, и, демонстративно игнорируя существовавший на этот счет запрет Торы, насадить в храмовом дворе деревья, так что святилище превратилось в священную рощу наподобие греческих. Здания Храма, разоренные Антиохом два года назад, оставались пустыми и заброшенными. 25 кислева (в декабре) 167 г. до н. э. правоверные евреи с ужасом узнали, что рядом с алтарем всесожжений воздвигнута «мерзость» – возможно, мацева, т. е. вертикально поставленный камень. С деревьями и открытым алтарем святилище выглядело как старинная языческая «высота» – бама; в действительности бамот еще существовали в то время в Мамре и на горе Кармель. Теперь это был храм Зевса Олимпийского, хотя отсюда еще не следует, что иудеев принуждали поклоняться греческому богу. Греческое слово Olympios к тому времени стало означать просто «небесный»; таким образом, место посвящалось Богу Небесному – титул, применимый к Яхве точно так же, как к любому другому верховному божеству[32].

Сторонники эллинизации, возможно, считали, что возвращаются к более простой религии Авраама. Ведь праотцы поклонялись Богу в подобных святилищах, пока Моисей не ввел в религиозный обиход сложную обрядность Торы (Hengel, 1974, v. 1, pp. 294–300; Bickerman, 1962, pp. 286–89; Bickerman, 1988, pp. 294–96). Как мы увидим в последующих главах, другие монотеисты тоже строили планы, направленные на реставрацию в Иерусалиме исконных форм почитания Бога. Культ Бога Небесного, как представляется, был попыткой создать рационализированную религию, подходящую всем людям доброй воли – как грекам, поселившимся в Акре, так и иудеям-«антиохийцам». Но эти идеи, довольно схожие с деизмом в версии французских философов эпохи Просвещения, вызывали у большинства правоверных иудеев лишь крайнюю неприязнь.

В то трагическое время в иудейских писаниях впервые появились апокалиптические мотивы, пророчества об окончательном торжестве добра в конце времен. Впоследствии подобные верования возникали во всех трех монотеистических традициях в переломные моменты, когда рушился освященный веками уклад жизни, как в Иерусалиме при Антиохе Эпифане. Апокалиптические авторы отметали прочь рационализированные светские идеалы греков и демонстративно утверждали ценности древней мифологии. Когда настоящее виделось безысходным, многие иудеи находили утешение в видениях будущего торжества. Чтобы придать своим сочинениям больше убедительности, авторы часто приписывали их знаменитым личностям библейской эпохи, таким как пророк Даниил или патриарх Енох, по преданию, взятый в конце жизни на небеса.

Сценарий конца света во всех дошедших до нас апокалиптических текстах того периода примерно одинаков. Бог должен собрать в Иерусалиме двенадцать колен Израилевых, рассеянных по всем землям мира, и повести их к победе через жестокие сражения, подобные титаническим битвам Бога на заре времен. В этих битвах народ Израиля уничтожит всех своих врагов, воплощающих зло хаоса и разрушения, и создаст лучший мир. Некоторые авторы предсказывали обращение гойим в веру Яхве. Сценой для окончательного акта спасения всегда выступал Иерусалим. Теперь, когда гору Сион осквернили язычники и иудеи-вероотступники, авторы апокалиптических произведений, таких как книги пророка Даниила, Юбилеев и Еноха, провидели грядущее очищение города и возведение нового Храма самим Богом. В период, когда в империи греков не было царей местного происхождения, люди представляли себе иудейского Мессию, который поведет их к окончательной победе. Эти видения дерзко утверждали национально-религиозную идентичность евреев, которая в тот момент подвергалась особенно сильной опасности. Они были попыткой сохранить веру в безнадежном положении и получили достаточно широкое распространение. В дальнейшем апокалиптические настроения присутствовали в большинстве религиозных течений II–I вв. до н. э. и могли вдохновлять как трезвых консервативных мыслителей, подобных Бен-Сире, так и революционеров. Новое увлечение прорицаниями охватило не только евреев. На греков производили сильнейшее впечатление мистические подвиги египетских жрецов, персидских магов и индийских браминов, казавшихся им носителями куда более возвышенной духовности, чем их собственные мудрецы. Это давало покоренным народам Востока толику самоуважения, в котором они так нуждались. Греки, – считали восточные авторы, – может быть, и умны, но их «высокопарные приукрашенные» выражения лишены «пыла и действенности». Они способны изобретать «изречения для достижения убедительности» и претендуют на главный герметический трактат своего времени, хотя «в действительности вся их философия – только пустой звон слов». Такое утверждение своих исконных традиций было попыткой поставить на место искусных в софистике поработителей (Corpus Hermeticum[33] 16:2).

Некоторые апокалиптические сочинения описывают путешествия по воздуху к высшим небесным сферам. Таким образом, идея о том, что Бог обитает в храме, во многих местах на Ближнем Востоке начинала утрачивать популярность. Египетские и персидские авторы II–I вв. до н. э. в своих видениях поднимались прямо в небесный мир богов. В этих рассказах о мистических путешествиях нашла отражение присущая той эпохе неприкаянность: почитание Бога уже не нуждалась в «укоренении» в определенном месте. Отдельные выдающиеся личности искали высшей свободы, которая была «не от мира сего», и иных форм выражения духовности. Среди них были и еврейские мистики, у которых мы также находим описания полетов на небеса. Слово «апокалипсис» означает «откровение»: мистики, подобно пророкам, утверждали, что им открылся мир, лежащий за завесой Двира. Их видения, точно так же, как у Амоса, Исайи и Иезекииля, глубоко связаны с иерусалимским культом. Когда-то пророки видели внутренним зрением Двир, где стоял Ковчег Завета – престол Бога на земле, – а во II в. до н. э. мистики стали мысленно возноситься непосредственно в небесный дворец Бога. Один из самых ранних дошедших до нас рассказов о таких видениях содержится в Первой книге Еноха (ок. 150 г. до н. э.). Патриарх не отправляется за видением в Иерусалимский храм, а летит в своем воображении по воздуху, подгоняемый ветрами, к сияющему божественному чертогу, вокруг которого полыхает «огненное пламя» и кружат «огненные херувимы». Эта книга – не просто плод причудливой фантазии. Из более поздних текстов мы узнаем, что у еврейских мистиков существовала особая система подготовки к получению откровения, схожая с системами, существовавшими у йогов и в других традициях духовного созерцания во всем мире. Мистик воздерживался от пищи, сидел в специальной позе (голова между коленями) и бормотал определенные благословения Богу. Считалось, что благодаря этим упражнениям он «созерцает самые глубины своего сердца, и может показаться, что он воочию видит семь залов [божественного чертога], осматривая их один за другим». Как всякая истинная медитация, это было «восхождение внутрь себя» (Хай Гаон, см. Jacobs, p. 23).