Второй сход был более мрачным (Езд 10). Он происходил на площади перед Храмом, и народ стоял, дрожа под зимним проливным дождем, заливавшим город. Ездра приказал всем иудеям, породнившимся с соседними народами, немедленно отослать от себя «жен иноплеменных» и назначил специальные комиссии для рассмотрения отдельных случаев. Женщины и дети, происходившие не из гола, изгонялись из нее и должны были присоединиться к ам-хаарец. Принадлежащими к народу Израиля теперь считались только потомки иудеев, когда-то изгнанных в Вавилон, и те, кто был готов подчиняться правилам Торы, ставшей официальным кодексом законов Иерусалима. Стенания несчастных, превращенных в изгоев, может быть, сохранила для нас книга Исайи:

С тех пор в истории Иерусалима появилась тенденция к безжалостному исключению «чужих», существующая невзирая на ее откровенное противоречие некоторым важнейшим традициям еврейского народа. Конечно, у многих это новшество вызывало протест. Люди не хотели рвать все связи с жителями Самарии и других соседних областей. Они опасались, что Иерусалим превратится в узкий замкнутый мирок, а его экономике будет нанесен урон. Но другие с восторгом приняли новые законы. Сведения о жизни Иерусалима в несколько десятилетий после Ездры крайне скудны, но за следующие восемь поколений Закон превратился в такой же основополагающий элемент духовности иудейского народа, как Храм. Когда же над этими двумя священными ценностями нависла угроза, в Иерусалиме произошел кризис, в результате которого город едва не утратил свою новообретенную еврейскую идентичность.

В октябре 333 г. до н. э. Александр Македонский разгромил войско персидского царя Дария III в битве при Иссе. Для иудеев Иерусалима это было страшное потрясение – ведь они прожили под властью персов два с лишним столетия. Как рассказывает древнееврейский историк I в. н. э. Иосиф Флавий[30], иудейский первосвященник, который присягал на верность последнему персидскому царю, поначалу отказывался подчиниться Александру, но капитулировал, увидев вещий сон. Александр же пообещал, что в пределах его империи иудейский народ сможет, как и прежде, жить по своему Закону (Древности, XI, 8, 4). Впрочем, в действительности Александр, скорее всего, вообще не бывал в Иерусалиме. В первые годы завоевание македонянами персидского царства никак не отразилось на жизни Иудеи. Тора осталась официальным законом провинции, и всеми делами, вероятно, управляла та же администрация, что и при персах. Однако легенда о встрече первосвященника и Александра Македонского важна, поскольку из нее видно, как различно иудеи реагировали на эллинизм. Одни воспринимали культуру греков неприязненно и предпочитали держаться старых устоев, другим же она казалась близкой по духу и глубоко симпатичной. Противоборство этих тенденций почти на триста лет стало определяющим фактором для истории Иерусалима.

Эллинизм начал постепенно проникать на Ближний Восток еще задолго до победы Александра. Старые культуры региона приходили в упадок и неизбежно заражались греческим духом. Но евреи, жившие в Иерусалиме, по всей вероятности, почти не имели прямых контактов с греками – элементы эллинистической культуры обычно проникали к ним опосредованно, через прибрежные города Финикии, где могли приобрести более привычные формы. Иерусалим снова стал глухим захолустьем. Главные торговые пути обходили его стороной. Караванам, которые делали остановки в близлежащих городах Петра и Газа, не было нужды сворачивать к Иерусалиму, городу бедному и не располагающему сырьем для развития промышленности. Иерусалим продолжал смотреть внутрь себя, его жизнь вращалась вокруг Храма и древней, как считалось, Торы. Здесь обращали мало внимания на события внешнего мира и жили в согласии скорее с прошлым, чем с современностью, проникавшей в регион с запада.

Положение разом переменилось, когда 13 июня 323 г. до н. э. в Вавилоне умер Александр Великий. Единственный законный наследник огромной империи был еще слишком мал, и между ближайшими сподвижниками Александра, его главными военачальниками, разгорелась борьба за власть. В последующие два десятилетия завоеванные Александром земли содрогались от постоянных междоусобиц этих шести диадохов («преемников»). Их войска – со всем военным снаряжением, имуществом, женами и рабами – не раз прокатывались по земле Иудеи, лежащей на главных транзитных путях из Малой Азии и Сирии в Египет. Не менее шести раз за эти бурные годы Иерусалим был захвачен, и горожанам стало ясно, что долгому периоду мирной жизни в изоляции от внешнего мира пришел конец. При первом соприкосновении эллинизм предстал перед иудеями как жестокая и разрушительная воинственная сила. Македонские диадохи вихрем врывались в страну как надменные захватчики и интересовались местными жителями лишь постольку, поскольку те могли послужить их интересам. От них нельзя было воспринять греческое искусство, философию, литературу или демократические идеи – все то, что сыграло столь важную роль в развитии западной культуры. Иудеи, наверное, вполне могли бы применить к грекам определение санскритского автора – «могучие и злые».

В 301 г. до н. э. диадох Птолемей I Сотер, незадолго до того воцарившийся в Египте, подчинил себе Иудею, Самарию, Финикию и всю прибрежную низменность. Следующие сто лет Иерусалим находился под властью Птолемеев, которым провинция Сирия, включая Иудею, была нужна как буфер для защиты Египта от нападений с севера.

Как большинство древних правителей, Птолемеи особо не вмешивались во внутренние дела подвластных народов; однако они ввели более рациональную и эффективную систему административного управления, достаточно гибкую, чтобы приспособить ее к индивидуальным особенностям отдельных частей царства. Некоторые города провинции принадлежали непосредственно царю и управлялись назначенными им наместниками; таковы были новые порты, построенные при Птолемеях в Иоппии (Яфо, Яффе) и Стратоновой Башне, а также новые военные поселения в Бейт-Шеане, Филотере и Пелле. Остальные области обладали большей самостоятельностью в управлении своими внутренними делами. В Финикии значительными привилегиями и свободами пользовались Тир, Сидон, Триполи и Библ. Такие города, как Газа, Шхем, Марисса (Мареша) и Амман, где прибывшие в Сирию из Греции колонисты основали полисы по греческой модели, были фактически самоуправляемыми. Их наводняли греческие воины, купцы, предприниматели, спешившие воспользоваться новыми возможностями на востоке, а местные жители, научившиеся языку и письменности греков, тоже считались «эллинами» и могли занимать низшие должности в армии и административном аппарате.