— Я думаю, нам сначала следует спросить разрешения у доктора, — сказала Грейс, догадавшись, что Мэтт хочет проверить свою память. Расстраивать его она боялась и считала, что этот вопрос нужно оставить врачам и психологам, работавшим с Мэттом в дневное время.

— Доктор — это я, — сказал Мэтт. — И я говорю: если Мэтт хочет это сделать, то мы должны разрешить ему.

И он одарил Грейс своей знаменитой обезоруживающей улыбкой, так знакомой всем по фильмам. Он действительно был неотразим, и даже сейчас чувствовалась его яркая индивидуальность и актерская харизма. И наверное, он привык принимать от людей только восхищение, привык, чтобы с ним все соглашались. Но кто-то должен был ему возразить.

— Я медсестра, а ты пациент, — поправила его Грейс. — Так что давай просто побеседуем или посмотрим телевизор.

— Нет, ты не понимаешь. Они хотят, чтобы я участвовал в этом проекте. Но сначала я должен доказать, что могу участвовать.

Грейс вздохнула. Уж больно соблазнительное предложение — репетировать вместе с настоящей кинозвездой. Это гораздо интереснее, чем мыть знаменитого пациента или стричь ему ногти на ногах, к тому же у Грейс теперь появилась возможность похвастать дома перед подружками такими интересными вещами, произошедшими впервые за ее долгие ночные дежурства у Мэтта. Правда, Джоанны и Черри дома скорее всего не окажется, они теперь чуть ли не каждую ночь проводят у своих возлюбленных — словно соревнуются друг с другом, кто из них сильнее влюбился.

Взяв в руки листок сценария, Грейс начала читать строчки, на которые указал ей Мэтт:

«Это очень опасно, Джек! Мы не можем отпустить тебя туда».

«Опасно для кого? Для вас или для меня?»

«Нет, Джек, ты, кажется, не понимаешь. Это вовсе не шутки. Ты просто не осознаешь всей опасности, поэтому я снимаю тебя с этого задания».

Долгая пауза заставила Грейс насторожиться. Она перевела взгляд с бумаги на Мэтта — тот задумчиво наморщил лоб.

«Теперь уже поздно…» — подсказала она.

«Теперь уже поздно, Дэн. — Новая пауза. — Процесс запущен».

«Ты меня знаешь».

«Черт! Я же говорю тебе, Фрэнк, теперь уже поздно! И ты меня тоже знаешь. Если я что начал, то должен закончить».

«Мы всегда восхищались твоим упорством, Джек, ты это знаешь, но приказ есть приказ».

И снова Мэтт, похоже, затруднялся припомнить следующий текст.

«Я не признаю приказов…» — подсказала Грейс.

— Черт! — взорвался Мэтт. — Ты дашь мне попробовать самому?!

— Извини, — спокойно проговорила Грейс. Она ожидала подобных всплесков эмоций — собственно, поэтому с самого начала не хотела затевать эти игры на тренировку памяти.

Мэтт закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться.

«Я не признаю приказов. Я признаю только людей. Ты ведь хочешь, чтобы я тебя признавал, Фрэнк?»

«Ты мне угрожаешь, Джек?»

Грейс терпеливо ждала ответа на свою реплику и не перебивала Мэтта, пока тот молчал.

— Ну-ка дай-ка я посмотрю! — Мэтт вырвал сценарий из рук Грейс. Лицо его покраснело от злости. Он прочел про себя несколько строк, потом сказал: — Дерьмо этот сценарий! — И швырнул рукопись так, что все листки разлетелись по полу.

Грейс молча смотрела на Мэтта. Он прикрыл глаза рукой.

— Извини, — прошептал он.

На следующий день вечером к Мэтту пришел Уэйд Коннер — посидеть с сыном полчасика. Когда он ушел, Грейс села в ногах у Мэтта и стала делать ему массаж ступней — такими маленькими подарочками она баловала особо полюбившихся ей пациентов.

— А твой отец — хороший человек, — сказала она.

— У него доброе сердце, — дипломатично поддержал разговор Мэтт.

— Расскажи мне о нем, — предложила Грейс. Надо было, чтобы Мэтт побольше говорил и тем самым разрабатывал речевые мышцы. И еще ей нравилось слышать его голос — какой-то мягкий, чуточку приглушенный, проникавший до самого сердца. Ей почему-то вспоминался голос Гэри, именно так звучал он в некоторые моменты и тоже трогал за душу. Собственно говоря, бесконечно окунаясь в эти воспоминания, она жила в них и тем самым обделяла сочувствием своих пациентов. Не на них, а на воображаемого Гэри, жившего в ее памяти, она тратила все свои эмоции. Ей представлялось, как она держит в ладонях его лицо и говорит, что они всегда будут вместе, и эти слова давали ему утешение, облегчали его боль, позволяя ему заснуть. Все свои физические и душевные силы она отдавала ему, а после его смерти стала непроницаема для трагедий, с которыми сталкивалась каждый день.

— У него доброе сердце, вот и все, — сказал Мэтт. — А ты просто пытаешься меня разговорить.

Грейс улыбнулась.

— Так ты быстрее поправишься, — сказала она. Она недавно беседовала с речевым терапевтом Мэтта, молодым гаитянцем по имени Ноэль, и тот посоветовал ей заставлять Мэтта как можно больше разговаривать и слушать. Пациента, сказал Ноэль, нужно буквально нашпиговывать речью.

— Мой папа растил меня один, — начал Мэтт, словно бы согласившись с клинической искусственностью этого разговора. — Мама умерла, когда мне было тринадцать, и мы с Уэйдом остались одни. Представь себе, как ему было нелегко. Ведь он понятия не имел, как одному растить ребенка. Это была мамина…

— Работа?

— Нет.

— Обязанность? Предназначение?

— Пред…назначение?..

— Ну… то, чем она занималась.

— Ну да, лучше всего у нее получалось быть матерью.

— Понимаю. А дальше что?

— А дальше он сдал меня своей сестре.

— То есть твоей тете?

Мэтт кивнул.

— А как ее зовут? — спросила Грейс.

Мэтт озадаченно закусил губу.

Грейс невольно коснулась его руки.

— Не волнуйся, ты вспомнишь, — сказала она.

Мэтт вздохнул:

— И все равно мне повезло. Она была очень хорошая. Учительница она была.

— Ты ее любил. Да?

— Да. Я ее любил. Она мне все спускала с рук.

— Наверное, тряслась над тобой? — попыталась угадать Грейс.

— Как?..

— Ну… наверное, обожала тебя?

Мэтт кивнул, но Грейс поняла, что его сознание от нее ускользает. Она видела, что Мэтт совсем раскис.

И при этом он сказал:

— Лучше ты расскажи о себе.

— Я?! — удивилась Грейс. — А что ты хочешь обо мне знать?

Мэтт задумался на секунду.

— У тебя есть?..

— Что?

Мэтт покачал головой, пытаясь подобрать слово. Потом собрался и сказал: