последние живые свидетели — так и понеслось: руки в крови по локоть, психопаты, уроды… Хотя кому как ни Попову знать — какими они были на самом деле. Но даже он поддался на ложь и грязь.

А человеку гораздо проще поверить в ложь и грязь, потому что внутри человек и есть лживое и грязное животное, и ему доставляет истинное удовольствие, что есть кто-то более лживый и грязный.

Да у него у самого дед погиб тогда, в 41-ом, два месяца держа оборону, да не в окружении, а уже в полном, глубоком тылу у немцев. А отец? Офицер КГБ, самый справедливый и честный человек, которого он только знал в жизни?

Вот, внезапно пришло в голову, черт тебя дери, как же хочется туда, обратно, в тысяча девятьсот девяносто первый. А лучше — в восемьдесят шестой… Да, он бы сейчас показал, кто прав, а кто виноват, такие клочки по закоулочкам устроил — только держись. Всю бы нечисть вымел поганой метлой, с каждого бы спросил, по настоящему.

А он лежит, завёрнутый и беспомощный, как младенец в пелёнке.

Вот открывается дверь, снова скрипит стул под тяжестью человека. Минуту они молчат. Затем генерал вздохнул и твердо, голосом не терпящим возражений, произнес:

— Я с вами. Делайте все что считаете нужным, и начинаем работать.

В голосе человека на стуле не было и капли удивления:

— Спасибо, генерал. Мы надеялись на понимание и рады, что не ошиблись в выборе. Приборы слежения будут внедрены в лицевую часть, а также за ухом. Сейчас будет немного больно, и чуть-чуть страшно, но это не важно. Закройте под повязкой глаза, и постарайтесь расслабиться. Я начинаю обратный отсчёт. Десять. Девять. Восемь. Семь…

* * *

Генерал-майор Алексей Александрович Попов очнулся в своем кабинете. Сознание вернулось рывком, он осознал что сидит на стуле, уткнувшись лбом в столешницу.

— Заснул? — не поверил он. — Это что, был сон?

Но что это? Как это? На столе же была куча бумаг, календарь, бюро, лампа, ящик для канцелярии, монитор компьютера — в конце концов… Сейчас ничего этого не было — только одинокий желтый листочек, сложенный надвое, старый и рваный по краям.

Нет, это был не сон, это была как раз самая настоящая реальность. В нем теперь есть какие-то приборы, вживленные для наблюдения, прямо в переносицу и за ухо. Правильно он понял? Трясущимися от возбуждения пальцами Алексей Александрович потянул этот листочек к себе. Развернул. Буквы от печатной машинки ходили ходуном перед глазами. Это была клятва сотрудника внутренних органов, которую утвердили черт ещё знает когда, постановлением президиума Верховного Совета. Листочек, на котором расписывался каждый, кто тогда получал звание. На котором еще молодой младший лейтенант Попов в далеком тысяча девятьсот восемьдесят пятом поставил собственноручную лихую закорючку, и которая, согласно всем правилам, хранится в личном деле каждого, кто ее давал.

Глава 18

Как? Да этого быть просто не может, понятно? Не может этого быть! А взрывчатка за ухом может быть? Что, ему теперь дают ещё один шанс, но теперь уже без права на ошибку. Стоп-стоп. Кто у нас обладает такими технологиями? Американцы, китайцы, японцы, Израиль? Да ну, глупости. Нет сейчас таких технологий, чтобы людей из кабинетов федеральной службы безопасности похищать. А потом возвращать, к пустому столу, на котором только листочек от личного дела.

Тот, кто с ним разговаривал — был человеком. Вполне определенным конкретным человеком.

Не японцем, не американцем, не инопланетянином или загробным существом. И этот человек — знал будущее. И в этом будущем почему то требовался генерал-майор Попов, Алексей Александрович. Да, хорошо, просто замечательно, черт его дери… Не лезет ни в какие ворота, но как рабочая версия очень даже ничего. Ссорится с людьми, которые знают будущее — не рекомендуется никому. Это факт, никто в это всерьез не верит, но от этого факт менее значимым не становится. Ладно. Да, если пришло время вспоминать слова старых клятв, значит… Пришло время.

— Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, — голос на секунду сорвался, генерал хорошенько откашлялся, и продолжил дальше, — …поступая на службу в органы внутренних дел, принимаю Присягу и торжественно клянусь до конца оставаться преданным своему народу, социалистической Родине…

В это же самое время Марат и Людоед внимательно вглядывались в экран монитора, прислушивались к словам, несущимися из динамиков.

— Если же я нарушу эту мою торжественную Присягу, то пусть меня постигнет наказание по всей строгости советского закона, — закончил говорить на экране невидимый человек.

— Картинка хорошая, — сказал Сергей. — Звук тоже отменный. Будем надеяться, что с мозгами тоже все в порядке.

— Что вы там с ним сделали?

Мужчины стремительно обернулись. Они были уверены, что здесь они одни.

— Как? — невольно вырвался вопрос у Людоеда.

— «Каком» кверху, — пошутила Юта. — По проводам, как ещё? Законопатились тут… хуже чем в Вольфшанце.

— Лучше, — автоматически поправил Маузер. — Лучше чем в Вольфшанце.

— Лингвистический анализ уверяет, что дядя на экране говорит с искренностью девяносто девять и девять. Здорово вы его напугали, — уважительно произнесла Юта.

— Да больно надо его пугать, — отмахнулся Марат. — Он сам себя больше напугал. С чем пожаловала?

— Список вам принесла. Как заказывали, только по двадцати одному министерству, и девятнадцати ведомствам, а также двадцати восьми федеральным службам. И восьмидесяти крупнейшим компаниям. Только самые значимые люди, которые принимают конечные решения. На первый раз — всего восемьсот одиннадцать персон. Без касательства к администрации президента…

— О великий Юпитер, за что кары твои…, - поддельно простонал Марат.

Людоед вымученно улыбнулся:

— Ют, слушай, ты точно возьмёшь этих гавриков под круглосуточный контроль?

— Ну посадите тут десяток — два операторов, — пожала она плечами. — Пусть тоже следят, хотя рекомендую не слушать, и не просматривать клиентов, а ориентироваться если у них температура, давление и адреналин шалят. Проще будет, вот увидите…

— Надо будет «Наблюдателей» в редупликационном ящике понаделать, — сказал Тягодум и поднялся с кресла. — Штучек тысячу на первое время. А лучше тысячу двадцать четыре — для ровного счета.

— Так, я полетела, — быстро проговорила Юта. — Там опять Макаров с Кунгуром сейчас драться начнут, кому первую премию дать на художественной выставке.

— Метлу не забудь, — напутствовал ее муж.

Юта показала ему в спину непристойную фигуру.

— Я все вижу, — сказал он ровным голосом. Тогда экраны всех мониторов в комнате замерцали, и на них появилась сверкающая всеми цветами радуги надпись на английском языке, самый мягкий вариант перевода которой звучал так: «Да пошли вы….»

Через секунду Юты уже не было.

Людоед сгреб из