Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я хотел сказать, что вы всегда выглядите мило, Мари, — добавил он еще более глупую фразу. Затем вновь замялся и, переминаясь с ноги на ногу, нервно начал размышлять, как высказать то, что вертелось у него на языке. — Вы всегда можете рассчитывать на меня, — добавил он.
— Я буду иметь это в виду, ваше благородие, — кивнула Маша и вновь улыбнулась.
Жданов обиженно посмотрел на нее, чувствуя, что сейчас смешон. Невнятно попрощавшись, он с покупками исчез за дверью.
В течение последующих четырех дней здоровье господина Буланже ухудшилось. Почти все утро, вечер и ночь Машенька проводила у ложа больного, пытаясь облегчить его страдания. Приехавший лекарь, которого вызвала Маша на третий день болезни, заявил, что у месье Жерома тяжелая форма пневмонии и лечение не поможет. Через два дня поутру Буланже умер. А уже через три недели в дом приехали родственники месье Жерома, которых письмом известила Маша о неизлечимой болезни Буланже, еще при его жизни по его желанию. Едва наследники, племянница господина Буланже с мужем, переступили порог кондитерской лавки, они рассчитали и служащих, и Машу, уволив всех, так как намеревались в кратчайшие сроки распродать все имущество и дом кондитера и с вырученными деньгами вернуться во Францию.
Вечером того скорбного дня, когда они покинули лавку покойного кондитера, Машенька вместе с Андреем стояла во дворе особняка Ждановых. Наконец они увидели экипаж, который остановился у парадной лестницы.
— Мари? Что вы здесь делаете? — удивленно воскликнул Жданов, спрыгивая с подножки кареты, заметив девушку с мальчиком, стоящих внизу у входной каменной лестницы.
— Я хотела поговорить с вами, Андрей Дмитриевич, — пролепетала Маша, комкая в руках узелок. — Мне сказали, что вас нет дома.
— И сколько вы тут стоите? — спросил озабоченно Жданов, видя, что ее лицо бледно от холода. — Пойдемте в дом.
— Я не думаю, что это удобно. Я, видимо, не понравилась вашей матушке. Она не пустила меня на порог. Я ненадолго задержу вас. Мы могли бы поговорить здесь?
— Да, конечно, — кивнул Андрей Дмитриевич с готовностью.
— Андрюша, иди погуляй, — велела Маша сыну, и мальчик послушно отошел от них в сторону. Она проводила сына глазами и подняла взгляд на Жданова. Он внимательно смотрел на нее, ожидая дальнейших слов. — Вы знаете, что бедный месье Буланже умер?
— Да, слышал об этом.
— Вчера приехали его родственники и велели всем служащим покинуть дом.
— Они что же, выгнали вас? — понял Жданов и нахмурился.
— Да, вы правы, выгнали, — девушка опустила глаза, дабы Жданов не заметил, как в ее глазах заблестели слезы.
— Я могу чем-то помочь вам? — участливо спросил он.
— Да, именно об одолжении я хотела просить вас, Андрей Дмитриевич. Я знаю, что у вас есть младший брат. Недавно вы говорили, что ищете ему гувернера.
— Да, это так, — кивнул Жданов.
— Я подумала, что могла бы служить у вас в доме и заниматься с вашим братом. Я знаю, французский, испанский, немецкий языки. Могу научить его танцевать, музицировать…
— Не думаю, что это возможно, — сухо оборвал ее Жданов, поджав губы и смотря на девушку с несчастным видом.
— Отчего же? Я смогла бы, — начала тихо Маша.
— Дело не в вас, Мари. Дело в моей матушке. Она ищет мужчину. Непременно мужчину. Вряд ли вы подойдете на роль воспитательницы для мальчика.
— Ах, понятно, — прошептала она, опустив голову. — Извините, Андрей Дмитриевич, что заняла ваше время, — сказала она вежливо. Она уже хотела отвернуться и обратила взор на сына, чтобы позвать его. Но Жданов легко ухватил ее за локоть.
— Постойте, — произнес он с горячностью. Машенька обернула к нему лицо, и молодой человек тут же почтительно убрал руку с ее локтя. — Я думаю, что мог бы сделать для вас кое-что.
— Да? — прошептала она с надеждой, думая, что он может дать ей рекомендации для службы в другом богатом доме. Он как-то занервничал, и его взгляд изменился, став более темным. После минутного молчания Андрей глухо произнес:
— У меня есть каменный дом в Петербурге, на Вознесенской улице. Конечно, он не очень большой, но все же вы бы могли с сыном поселиться там, пока. Затем, думаю, я смогу купить вам дом получше. Вы не будете ни в чем нуждаться. Я могу предложить вам достаточное содержание, чтобы вы жили достойно…
— О чем вы говорите, я не совсем понимаю? — нахмурилась девушка, искренне не догадываясь, что хочет предложить ей молодой человек.
— Мари, я помолвлен и не могу предложить вам большее. Не буду скрывать, что вы давно нравитесь мне… очень нравитесь… Но я могу позволить себе содержать вас в качестве любовницы.
Лишь на миг Маша опешила от его слов. Но уже спустя минуту ее лицо приняло ледяное выражение.
— Забудьте, что я просила вас о чем-то! — воскликнула Маша порывисто, с негодованием. Она быстро отошла от молодого человека и крикнула. — Андрей!
— Мари! — кинулся к ней Жданов. — Я, наверное, не так все сказал…
— Я отчетливо поняла вас, сударь! — воскликнула Машенька гневно, сверкая на него синими глазами. — Прощайте…
Санкт-Петербург, особняк Невинских,
1796 год, Апрель, 26
Михаил закончил писать письмо и, удовлетворенно прочитав последнее изречение, которое вывело его перо, поставил внизу листа витиеватую роспись. Он знал, что вошедшая женщина стоит перед ним, почтительно ожидая, когда он освободится. Отложив письмо в сторону, Невинский наконец соизволил поднять глаза на незнакомку, которая вошла в кабинет чуть ранее. Его взгляд наткнулся на изящные кисти рук с длинными пальцами на фоне темно-серого неприглядного платья из грубого и дешевого сукна. Потом он окинул взглядом изящную, тонкую талию, выпуклость груди, хрупкие плечи и белый строгий воротничок, завершающий наряд женщины. Ее изящная фигура сразу же вызвала мужской интерес, так как Невинскому весьма нравились стройные женщины.
Взор Михаила проследовал по округлому подбородку, пухлой верхней губе, прямому носику, нежному изгибу темных бровей и остановился на больших, печальных, с поволокою грусти очах незнакомки. Глаза девушки имели невероятно яркий синий цвет радужки и как будто сияли изнутри. Темные волосы ее были собраны сзади в простую прическу, открывая прелестное бледное лицо со смущенным и встревоженным выражением. Девушка была очень молода, лет двадцати или немногим более, и имела рост чуть выше среднего. Лицо незнакомки на миг показалось ему знакомым, но он тут же утвердился в мысли, что никогда ранее не видал эту девицу.