— Михаил Игнатьевич поедешь на Юг. Мне нужен уговор с калмыками, что нынче переселяются на земли малых ногаев. Ты поверстаешь их в подданство империи. Такоже поедешь к башкирам и поспрашаешь их: от чего мои подданные ни даров ни шлют, тем паче, воинов своих не присылают, кабы тех же татей воевать [башкиры были в подданстве Московского царства с середины XVI века, однако в Смуте, как и в дальнейших войнах особого участия не принимали], — я сделал паузу, чтобы понять, насколько мои слова находят отклик у Татищева.

— Сделаю, государь, — озадаченно сказал Татищев.

— Сделаешь! Выбора у тебя нет. Токмо это не все. Опосля ты отправишься в Персию, по дороге разузнаешь, что и как происходит на Кавказе. Слышал я, что черкесы отложиться собрались, али уже то сделали. Грузия також. Мне нужен торг с Аббасом. От него шерсть, бамажный пух [хлопок], сабли, нужны люди. Пусть продаст армян, что недавно много взял с войны с туркой. Токмо ремесленных, — накидывал я задач Татищеву. — последнее… на дары падишаху возьмешь со своих денег. Я собирался уже повелеть забрать все твое… Так что знаю, сколь немало добра у тебя есть. Все сладишь, забуду сговор и иные обиды.

Более я не говорил, а показал всем своим видом, дескать, увлекся чтением, что разговор закончен и никаких обсуждений не будет. Бумага с четкими инструкциями готова. Но сам же и окликнул Татищева.

— Кто из сбежавших к Сигизмунду и могилевскому татю более радел за Россию и ляхов не любил? — спросил я.

— Воротынский то, государь-император, — не задумываясь, ответил Татищев.

Будущий посол в Персии ушел, но мой рабочий день только начался. Далее я встречался с Гумбертом.

Русский барон, но все еще наемник, нужен был для еще одного щекотливого дела. Я хотел нанять большое количество немецких наемников и Иохим Гумберт говорил, что он может это сделать, как и многое другое, если только он будет благородного сословия и располагать деньгами.

Попахивало, как сказали бы в определенный период времени в будущем, «кидаловым». Но было, как минимум два «но» в пользу того, чтобы довериться наемнику: первое — Иохим женился на вполне себе уважаемой протестантке, правда, ее отец умер, но оставил богатенькое наследие — трактир и гостиный двор. Но не это важно — там была любовь. И женщина останется в России. Второй нюанс, который будет способствовать выполнению моего поручения в Европе — это статус. Он русский барон, но кто он для европейцев? Пока за ним государство и Иохим делает нечто, отыгрывая роль посла, да — статус. А реши он остаться в Европе и кинуть меня… он становится лишь богатым, но не знатным человеком.

Ну и честное слово, клятва на Евангелие, да и трое дворян из моих телохранителей отправятся с Гумбертом.

И все равно я рисковал, деньгами, прежде всего, но мы об Европе мало чего знаем, нужны хоть какие-то сведения и люди, которые не дадут России отстать в научной мысли, или даже станут способствовать выдвижению моей родины в развитии.

Посольства были ранее с Англией, но куда делись те самые послы, не понятно. Мерик говорил, что вполне себе живут в Англии, проедая последние деньги, что давал еще Борис Годунов.

Люди — главный ресурс, который мне нужен был из Европы. Я давал фамилии ученых, которых был готов нанять для блага России. К примеру, у Кеплера должны быть немалые проблемы. Не знаю, кто копает под знаменитого ученого, но там и обвинения в колдовстве матери, и он сам подвергся опале. Может мое послезнание и ошибочно, и ученый с золота внушает деликатесы. Не проверишь, не узнаешь.

Мне Кеплер не нужен, как астроном. Я и сам неплохо знаю солнечную систему, как и некоторые системы соседствующие с родной, планеты Лейтон или Рус и всяко разное. Так что еще напишу что-нибудь этакое, отчебучу, чтобы все эти европейские астрономы утерлись. Мне нужен Кеплер, как оптик. Линзы, зрительные трубы — вот чего хочу. В Европе еще нет этих самых труб, но вот-вот появятся, лет через десять-пятнадцать. К этому времени в России уже могли бы наладить производство и за дорого продавать тем же англичанам, да и персы купят и шведы.

Многое завязано на стекле. И те же зеркала, стекла в дома и, может быть для теплиц, микроскопы и зрительные трубы. Но… в России все стекольное производство нужно начинать с нуля.

А еще культуры у нас нет. Есть религия и это и правильно. Но отчего же ни одного художника не имеем, да и иконопись даже не столь распространена? Плохо подражать, догонять, доказывать свою состоятельность, как это было в петровские времена и позже в эпоху Просвещённого Абсолютизма. Пусть это будет инновационно, но я хотел создать русский театр, без подражаний, патриотический, чтобы ставить пьесы про славных предков, или героев, спасающих девственниц-монашек. Не важно, главное воспитывать гордость за свою державу. Нужно переходить из стадии «русская народность» в «русскую нацию», объединяя национальной идеей, но не только религиозной.

А вообще нужно в Европе продумать вербовочные пункты. Скоро Тридцатилетняя война. Мирное население будет искать место, куда сбежать. Если к этому моменту будут договоренности между Россией и Речью Посполитой по торговому транзиту, то потянутся беженцы. Если получится к этому времени прижать Крымское ханство, то освоим Дикое поле и уже к концу века Российская империя будет совсем иным государством.

Ну а при некотором желании и не сильно сложных действиях, можно и ускорить начало европейской войны всех против всех. В Богемии еще тлеют угольки со времен гуситских войн, а бензинчику туда подлить можно будет. Но только после решения проблемы на юге, можно начинать думать о европейских делах.

Последним посетителем на сегодня был Семен Васильевич Головин. Зря, конечно оставлял встречу с этим человеком на после, я уже изрядно утомлен но и откладывать решение шведского вопроса нельзя. Скопин-Шуйский прислал мне вестового с прошением прибыть на выручку осажденной Карелы. И я дал свое согласие на действия. Шведскому королю нужно дать по носу. Но… действовать нелинейно. Шведы осадили Карелу? Мы ударим в иное место.

— Государь! — Головин чуть склонил голову в поклоне.

— Государь-император — так звучит мой титул. Впрочем… ты, Семка можешь назвать меня хоть и вором. Я выслушаю тебя перед тем, как выгнать за пределы державы русской, — сказал я, внутренне закипая, но внешне излучая спокойствие.

—