внешне я вполне мог сойти за какого-нибудь комсомольского чиновника средней руки.

Областной исполком слегка удивил меня полным отсутствием на входе милиции и рамок-металлоискателей. Оказывается, в смутные перестроечные времена чиновники совершенно не были озабочены вопросами собственной безопасности, им не чудился потенциальный террорист в каждом посетителе… вообще, кто бы мог подумать, что государственное учреждение может функционировать без бронированных дверей, решеток, вооруженной охраны и пропускного бюро. На вахте сидел почтенный дедушка, который мирно читал газету и совершенно не обращал внимания на снующих мимо граждан. Я уверенным шагом подошел к нему и поприветствовал со всем возможным тактом:

— Добрый день!

Почтенный дедушка оторвался от газеты не сразу, некоторое время он читал, слегка шевеля губами, но все же оторвался и вопросительно посмотрел на меня.

— Скажите пожалуйста, Николай Петрович в каком кабинете принимает?

Дедушка поправил очки и надолго задумался.

— Николай Петрович — это Соколов? — спросил у меня вахтер. И, не дождавшись моего ответа, сказал утвердительно: — Соколов. А если Соколов, то значит в двести четырнадцатом. Второй этаж, налево.

— Большое спасибо! — сказал я.

Дедушка поднял отложенную газету и навсегда забыл о моем существовании.

На втором этаже мне повезло. Зверь, что называется, бежал на ловца и с Николаем Петровичем я столкнулся в коридоре буквально нос к носу, когда он с папкой свекольного цвета выпорхнул из кабинета.

— Николай Петрович! — воскликнул я радостно.

Он посмотрел на меня с удивлением, попытался вспомнить, кто я такой, не вспомнил и спросил с некоторым неудовольствием:

— А вы из какого учреждения, молодой человек?

— Я не из какого учреждения, — объяснил я радостно. — Я Петров Алексей, помните? Мы с вами в одной палате, в больнице…

Николай Петрович улыбнулся и всплеснул руками.

— Ну как же! Алексей Владимирович! Каким ветром в наших краях? По комсомольской линии что-то?

— Нет, я не по комсомольской… Я к вам, по делу.

— Ко мне? — удивился Николай Петрович. — Ну, отлично. А знаешь что… Мне тут нужно на минутку… по делу. Ты заходи, Алексей, в мой кабинет. Посиди, пока я бегаю. А я постараюсь быстренько… Добро?

— Добро! — сказал я с огромным облегчением. У меня будто камень с души упал.

Кабинет Николая Петровича был казенным, неудобным и безликим. Ничего, что указывало бы на стремление к комфорту и роскоши. Даже наоборот — какая-то аскеза чувствовалась во всей обстановке. На рабочем столе нагромождение бумаг и телефон. Шкаф с кучей папок. Неудобные скрипучие стулья. О стремлении обитателя кабинета к комфорту свидетельствовал только видавший виды настольный вентилятор. Эпоха цыганского барокко еще не наступила. В казенных кабинетах сплошной минимализм.

Николай Петрович действительно не заставил себя долго ждать. Минут через двадцать он ураганом ворвался в кабинет, швырнул папку куда-то в сторону шкафа и бессильно упал на стул.

— Совсем замотался, — сказал он устало. — То одно, то другое… Но ты, Алексей, не обращай на меня внимания, рассказывай. Как здоровье?

— Все в порядке, — сказал я бодро. — Спасибо докторам.

— Это хорошо. Тогда рассказывай. Что там за дело у тебя?

И я начал рассказывать. Николай Петрович внимательно слушал, кивал и усмехался.

— Видеосалон, значит… — сказал он, когда я закончил. — Ну что же… у нас сейчас гласность. А значит — цензура идет к… А отцу говорил уже?

— Вы знаете, Николай Петрович… — начал я.

— Всё. Понял. Вопрос снимается. Действительно, зачем тревожить отца по пустякам? Только, видишь ли, Алексей. У меня тут, — Николай Петрович похлопал рукой по стопе бумаг, — краны. Подъемные. У меня тут экскаваторы. У меня тут плиты и кирпич — будь он трижды проклят! А у тебя — фильмы, да еще и заграничные. Это не мое ведомство, уж извини. Сам я помочь тебе ничем не смогу.

Николай Петрович нервно побарабанил пальцами по столу и посмотрел в окно:

— Жара сегодня. А обещали дождь. Все врут, даже синоптики.

Ну вот, подумал я. И что теперь говорить пацанам? Такой простой вопрос решить не смог… Я посмотрел на Николая Петровича. Он сидел и явно что-то прикидывал.

Глава 17

— В общем, я сам тебе помочь не могу, — сказал Николай Петрович. — А сделаем так. Отправлю я тебя к Ольге Валентиновне. Она у нас культурный сектор. И человек очень деловой, сразу тебе все объяснит — чего можно, а чего нельзя. Понял?

— Спасибо вам, Николай Петрович, — сказал я с огромным облегчением.

— Вот и дуй. В триста двадцать третью комнату. Я ей позвоню сейчас.

Николай Петрович снял трубку:

— Ольга Валентиновна? Приветствую! Тут такое дело… Да! Сейчас паренек к тебе подойдет, ты пообщайся. Да, нужно! — Николай Петрович махнул мне рукой — иди уже!

Закрывая дверь, я услышал:

— Петрова сын… Из горкома который.

Ольга Валентиновна оказалась полной грустной женщиной неопределяемого возраста. На столе перед ней стояла чашка остывающего кофе и почти пустая пачка печенья.

— Здравствуй, здравствуй, — гостеприимно поприветствовала она меня. — Звонил Николай. Алексей?

— Алексей! — подтвердил я. — Очень приятно.

— А мне-то как приятно, — вздохнула Ольга Валентиновна. — Значит, кинолюбители?

— Так точно! — отчеканил я.

— И аппарат этот есть… как его… видик-шмидик?

— Имеется аппарат. И фильмы имеются, — подтвердил я. И почему-то добавил: — Классика жанров! Хотим нести в народ искусство!

— И почем искусство для народа предполагается? — прищурилась Ольга Валентиновна.

— Недорого, — сказал я, потупив глаза. — По рублю с человека. Разве для настоящего искусства это цена?

Ольга Валентиновна задумчиво покивала головой:

— Да, для настоящего искусства по рублю — недорого. Ну ладно, Алексей… Поступим мы вот как. Вы же кинолюбители?

— Кинолюбители, — согласился я.

— Вот и прекрасно. Тогда припишем вас к клубу кинолюбителей, что в доме культуры медработников. И показывайте там свое кино сколько душе угодно. Как тебе такое решение?

— Полностью устраивает!

— Вот и отлично. Я позвоню там кому следует — выделят вам какой-нибудь закуток. Только один уговор… Чтобы никаких там… ну, ты понимаешь? Запретных тем. Антисоветчины чтобы и близко не было. И разврата всякого. Понимаешь?

— Все понял! — сказал я с комсомольским задором. — Я не подведу, Ольга Валентиновна, ничего подобного мы не допустим!

— А вот мультики там… или кинокомедии… это всегда пожалуйста, сколько угодно!

— Хорошо, — сказал я, подумав, что те же «Зубастики» вполне пройдут за кинокомедию.

— Ну и с руководителем клуба нужно будет… понимаешь?

Уж в чем наши чиновники не изменились, так это в манере говорить. Передавать информацию с помощью недосказанностей, намеков и интонаций.

— Я все понял! — заверил я хозяйку кабинета.

— Ну вот и отлично. Сегодня уже поздно, а завтра дуй в ДК, в клуб кинолюбителей. Там будет их руководитель — Кузьмич. Он тебя в курс