Другого человека – Клаудио Астера продали в рабство в город Поццуоли, расположенный на берегу Неапольского залива, потом он получил свободу, но прекрасно помнил, что был захвачен в плен в Иерусалиме во время Иудейской войны 70 г. (CIL 10.1971). Третий, который в рабстве вел финансовые книги своего господина, а после получения свободы стал заимодавцем, помнил, что родился в Паннонии, что за Дунаем: «Капито, вольноотпущенник Аррия, заимодавец из Паннонии, покоится здесь, прожив 35 лет» (CIL 13.7247, Майнц, Германия).

А этот, проведя в рабстве много лет, не забыл имени своего отца: «Гай Дуцений Феб, вольноотпущенник Гая, сын Зено, родился в Низибисе в Сирии и стал вольноотпущенником в Риме» (CIL 6.700 = ILS 3944, Рим).

И наконец, человек, которого захватили в плен за пределами империи и продали в рабство в Галлии, красноречиво рассказал о своем порабощении и обретении свободы: «Гай Офилий Аримнест, вольноотпущенник Кая, из округа Палатин, еще при жизни поставил этот памятник самому себе и своей жене Минде Приме, дочери Марка, а также своему сыну Гаю Офилию Прокулу. Я родился на земле варваров. Из-за жажды прибыли я оказался в постыдном рабстве, так что вся моя жизнь изменилась. И все же я делал все, чтобы не уронить имя, данное мне отцом. Не сумев добиться свободы мольбами, я выкупил ее за деньги. Я заслужил расположение моего господина, выполняя свои обязанности – меня не за что было бить…» (CIL 12.5026, Нарбон, Франция).

Хотя таких свидетельств не очень много, можно утверждать, что подневольные хранили в памяти воспоминания о своей жизни на свободе; так, рабы, оказавшиеся в южных штатах Америки и в Бразилии, прекрасно помнили, как они жили в Африке до того, как попали в плен и рабство. У меня нет сомнений в том, что эта живая память помогала им сохранить свою идентичность, а не утратить ее вместе с присвоенным хозяином новым именем.

Пытаясь донести до нас «голоса невидимых римлян», Сандра Джошел подчеркнула значение рода деятельности для формирования и укрепления самосознания подневольных. В ее кропотливой работе убедительно доказано, что в эпитафиях рабов гораздо чаще, чем у свободных людей, указывалась их профессия или дело, и что важно – по их желанию, а не по решению хозяина. В труде формировалось представление раба о себе, ибо профессиональное мастерство помогало заслужить расположение хозяина, который ценил и даже вознаграждал искусных рабов, давало возможность подчеркнуть свое превосходство над себе подобными, а также накопить денег, чтобы затем приобрести свободу себе, а то и выкупить из рабства своих близких. Быть профессионалом во всех отношениях было выгодно, поэтому рабы пользовались любой возможностью приобрести какую-либо профессию либо достигнуть мастерства в каком-то ремесле и гордились этим.

Хотя это вовсе не значит, что труд подневольных людей был приятным и легким. Не у каждого из них оказывалась возможность обучиться какому-либо ремеслу, а кое-кто не сумел воспользоваться и подвернувшейся возможностью. Хозяева не давали рабам прохлаждаться, заставляя их выполнять различные домашние дела, а зачастую придумывая им любое занятие, чтобы они не привыкали «бездельничать». Однако каждому человеку свойственно чувство собственного достоинства; и многие рабы утверждали его, добиваясь высокого качества своей работы (здесь все зависело от них самих), ведь хозяин не мог запретить им это делать, к тому же это вознаграждалось.

Мышление рабов определялось их бесправным положением. Главное, что люди просто не представляли себе общества без рабства. В отличие от середины XVIII в., когда на Западе стали осознавать несправедливость такого явления, как рабовладельчество, и возникло движение аболиционистов, требовавших отмены рабства, в античном обществе об этом не могло быть и речи. Сами рабы воспринимали институт рабства как нечто вполне нормальное и естественное, а потому у них даже мысли не возникало по поводу его уничтожения. Поэтому все умственные и душевные силы рабы употребляли на то, чтобы как-то улучшить свою жизнь в конкретных условиях.

Раб жил с постоянным сознанием ненадежности своего существования, поскольку полностью зависел от воли господина. Он ни в чем не мог быть уверен. Даже если он являлся усердным и послушным рабом, его все равно могли продать другому хозяину, разлучить с семьей, просто выгнать на улицу, если он заболел или состарился, и тогда он был обречен доживать свои дни в полной нищете и беспомощности. Моральную поддержку и советы он находил в жизненном опыте предыдущих поколений, выраженном в пословицах, поговорках и мифах, а также в религии. Они внушали ему, что роптать бесполезно, что лучше примириться с несправедливым устройством общества и со своей участью. И это помогало ему переносить все страдания и постоянную тревогу о завтрашнем дне. Вот и стражник в комедии Плавта «Пленники» бесстрастно советовал рабам: «Коли хотели боги так, чтоб вы подверглись бедствию, спокойно вы должны терпеть, и мука станет легче вам». Порой у рабов возникало желание потребовать от хозяина хотя бы немного облегчить их существование. Разумеется, такие мысли зарождались в процессе общения рабов друг с другом – ни изнурительный труд, ни постоянная слежка надсмотрщиков не в силах были препятствовать этому естественному для людей стремлению. Хозяин мог изолировать «смутьянов», а на таких опасных предприятиях, как, например, рудники, возможность общения между рабами вообще сводилась к нулю. Но если они жили в большом поместье или на маленькой ферме, между ними завязывались дружеские отношения, придававшие смысл их тяжелой жизни. До нас дошло множество сведений, свидетельствующих об этом, так, бывший невольник, вспоминая собственную жизнь, рассказывал про своего верного друга: «Авл Меммий Урбан воздвиг этот памятник своему дорогому товарищу и партнеру Авлу Меммию Клару. Между мной и им, моим самым близким собратом-вольноотпущенником, никогда не было ссор. Этой надписью я призываю богов надземного и подземного миров в свидетели, что мы с тобой, в одно и то же время проданные в рабство, к тому же в один дом, также вместе получили свободу. Мы никогда не разлучались с тобой, лишь эта роковая смерть отняла тебя у меня (CIL 6.22355а = ILS 8432, Рим).

Еще один пример – это Юкунд из дома Таура: «Юкунд, раб Таура, носильщик паланкина, был истинным мужчиной. Всю свою жизнь он защищал себя и других. Этот памятник поставили Каллиста и Филолог, его собратья рабы» (CIL 6.6308 = ILS 7408d, Рим).

Определение «истинный мужчина» показывает, что рабы высоко ценили в своих собратьях такое свойство, как мужество. А то, что Юкунд защищал своих товарищей, свидетельствует о наличии сплоченности рабов, хотя, как я покажу ниже, эта солидарность порой понималась ими превратно. В качестве примера солидарности можно привести историю убийства римского сенатора Педания Секунда. Он был убит в своем доме одним из проживавших там рабов, и ни один из его товарищей не донес о готовившемся убийстве, не выдал убийцу даже под страхом смертной казни (Тацит. Анналы, 14.43). А вот в «Жизни Эзопа» такие же, как и герой произведения, рабы действовали сообща против него как чужака, а также пытались возложить на него вину за свои проступки.

Рабы вместе совершали религиозные обряды. В местечке Го (на юго-западе Франции) обнаружен воздвигнутый по обету алтарь со следующей надписью: «Богу Гаррию. Геминий раб, по своей воле исполняет обет также от своих собратьев рабов. (СIL 13.49, Го, Франция).