Каким бы образом человек ни оказался в рабстве, его жизнь определялась главным правилом – он должен был покорно подчиняться господину и исполнять все его приказания. Пожалуй, Аполлон Гиппонский верно заметил: «Все рабство проникнуто горечью; каждый попавший в рабство беспрекословно делает, что ему приказано, но в душе ропщет» (Комментарий к Псалму, 99.7) Луций, находясь в образе осла, так описал тяжелую жизнь раба в пекарне: «Когда большая часть дня уже прошла и я совсем выбился из сил, меня освободили от постромок, отвязали от жернова и отвели к яслям. Хотя я падал от усталости, настоятельно нуждался в восстановлении сил и умирал от голода, однако присущее мне любопытство тревожило меня и не давало покоя, так что я, не притронувшись к корму, в изобилии мне предоставленному, не без интереса принялся рассматривать неприглядное устройство всего заведения. Великие боги, что за жалкий люд окружал меня! Кожа у всех была испещрена синяками, драные лохмотья скорее бросали тень на исполосованные спины, чем прикрывали их, у некоторых короткая одежонка до паха едва доходила, туники у всех такие, что тело через тряпье сквозит, лбы клейменые, полголовы обрито, на ногах цепи, лица землистые, веки разъедены дымом и горячим паром, все подслеповаты, к тому же на всех мучная пыль, как грязно-белый пепел, словно на кулачных бойцах, что выходят на схватку не иначе, как посыпавшись мелким песком» (Золотой осел, 9.12).

И это притом, что, как говорит нам Апулей, хозяин этих рабов был «достойным и очень рассудительным человеком»! Представление о рабстве автоматически ассоциировалось с жестоким обращением. В одном письме из Египта брат укорял другого за то, что тот обращался с их матерью «жестоко, как будто она рабыня», а в другом – женщина жаловалась властям, что муж относился к ней и ее детям, «как будто она его рабыня», избивал их и держал под замком.

Разумеется, случалось, что какому-то рабу везло и хозяин его оказывался заботливым человеком. Примером может послужить некий Серванд: «Валерий Серванд, вольноотпущенник Луция, Гая и Секста Валерия, 20 лет, покоится в этой могиле. Памятник этот поставили его патроны в знак признания его больших заслуг. „Рабство, ты не было мне ненавистно. Несправедливая Смерть, ты отняла свободу у этого несчастного“» (CIL 13.7119, Майнц, Германия).

Поскольку рабовладельцы вообще пребывали в уверенности, что рабы находят удовлетворение в хорошей службе, остается только гадать, сам ли Серванд находил свое рабство счастливым или только его патроны. И пожалуй, называть таких хозяев «добрыми» и «хорошими» было бы слишком великодушно; ими двигали чисто практические соображения, но у некоторых из них рабам жилось лучше, чем у других. Автор трактата «О сельском хозяйстве» Колумелла настойчиво советовал хорошо обращаться с рабами, поскольку это выгодно для хозяина. Он понимал все сложности отношений между рабовладельцем и рабами и видел способ улучшить их. Прежде всего, хозяин должен был поручать им работу с учетом их умения, сил и способностей, заботиться об их одежде и питании, следить, не слишком ли жестоко обращаются с ними надсмотрщики, а также сам выслушивать их жалобы на различные преследования и несправедливости (О сельском хозяйстве. 1.8.17–19; 11.1.13–28). Неизвестно, многие ли рабовладельцы применяли эти принципы хозяйствования, направленные на получение большего дохода, но можно предположить, что некоторым рабам, несмотря на тяжелый подневольный труд, хотя бы удавалось избежать жестоких побоев и жизни впроголодь.

Но все-таки чаще отношение к рабам было безжалостным. Самым распространенным способом добиться от раба покорности была жестокая порка. Юридический сборник «Дигесты» содержит множество указаний на жестокое обращение с подневольными, изредка отмечая, что для хозяина это имело нежелательные последствия. Их избивали по разным причинам: чтобы сломить их сопротивление или наказать за провинности, а порой просто вымещая на них свою злость и досаду; были и просто садисты, находившие удовлетворение в страданиях беззащитных людей. Практически право хозяина подвергнуть раба жестокому избиению не оспаривалось, никто не мог запретить ему сделать это: «А в тюрьме разве каждый осуждается отсидеть столько времени, сколько им было употреблено на совершение того, за что он заслужил заключение, когда считается, например, делом вполне справедливым, если подвергается многолетнему заключению в кандалы раб, нанесший господину оскорбление словом или действием?» (Августин Тианский. О граде Божием, 21: 11). Обычно рабов подвергали порке, но в особых случаях заковывали в кандалы и заключали в темницу (ergastulum); об этом говорил, в частности, хозяин Эзопа (Жизнь Эзопа. С. 23). Но применялись и другие, изощренные пытки, после чего человека могли навсегда заклеймить как раба: «Затем Эвмолп громадными буквами украсил нам обоим лбы и щедрой рукой вывел через все лицо общеизвестный знак беглых рабов» (Петроний. Сатирикон, 103). В пьесах Плавта и повествованиях Апулея и Петрония пишется о широком применении пыток. Мы не можем утверждать, что исповедующие христианскую религию рабовладельцы обращались с подневольными мягче, чем язычники; фактически рабы повсеместно и бесконтрольно подвергались физической расправе за малейшие провинности. Похожую картину дают сведения, относящиеся к раннему периоду современной Бразилии и Северной Америки: «Домашние слуги должны были день и ночь быть наготове, повиноваться мановению руки и устным приказам хозяина, рабочий день у них не ограничивался определенным количеством часов. При этом они постоянно находились под придирчивым наблюдением белых и зависели от любого их каприза, мстительности и садизма. Их часто драли за уши или пороли за малейшую ошибку, незнание, невыполненную работу, „наглое“ поведение или просто потому, что они подвернулись хозяину под руку в минуту гнева» (У. Блессингейм. Рабовладельческое общество).

Апулей рассказал о поваре, который боялся наказания смертью, потому что не уследил, как собака стащила с кухни олений окорок (Золотой осел, 8.31); Марциал привел пример с другим поваром, подвергнутым порке за то, что плохо приготовил кролика (Эпиграммы, 3.94). Да и без побоев и клеймения жизнь рабов оставалась полной мучений, хотя и различалась в зависимости от того, жили они у деревенского или городского хозяина. Рабовладельцы сами решали, как их кормить и одевать; несмотря на советы писателей и философов, практически никто из них и не думал обеспечивать своим рабам сносные условия существования.

У нас недостаточно сведений о том, каким было жилье подневольных; правда, при раскопках нескольких итальянских загородных поместий обнаружены помещения, которые, на взгляд специалистов, предназначались именно для проживания рабов. Вероятно, как это было в Бразилии, рабам выделялись в богатых домах закутки в коридоре или под лестницей, где они расстилали на ночь свои подстилки, а утром убирали их. Луций, пребывавший еще в образе человека, ожидал свою любовницу Фотиду в спальне и замечал, что «рабам были постланы постели как можно дальше от дверей, для того, как я полагаю, чтобы удалить на ночь свидетелей нашей возни» (Золотой осел, 2.15). Так что, помимо побоев, их и содержали не по-людски, а, скорее, как собак. Больше всего раб мечтал о собственном жилье, был счастлив иметь пусть и жалкую хижину, но свою.