Все эти тенденции должны стать частью терапевтического диалога: тем или иным способом они создали сложность для пациентки в его/ее жизни, и то, что они проявились в «здесь-и-сейчас» терапевтического сеанса — это: благо, а не беда. Поскольку ожидать влечения к терапевту необходимо, этот феномен, как и все другие события терапевтического часа, должны быть рассмотрены и осмысленны. Если терапевты находят, что они сами возбуждены пациенткой, то это возбуждение составляет данные о поведении пациентки (принимая во внимание то, что терапевт уверен в своих реакциях).

Терапевты не доставляют пациентам-мазохистам радость, истязая их. Точно так же он или она не должны быть сексуально вовлечены в отношения с пациентами, жаждущими секса. Хотя большинство сексуальных нарушений происходит между мужчинами-терапевтами и пациентками (именно поэтому я использую местоимение «он» для обозначения терапевта в этом рассуждении), подобные проблемы и искушения относятся и к женщинам-терапевтам, и к гомосексуалистам.

Терапевты, у которых есть своя история ощущения собственной непривлекательности, могут почувствовать воодушевление и утратить равновесие, видя, как жадно их добиваются пациентки. Помните, что чувства, возникающие в терапевтической ситуации, относятся больше к роли, нежели к личности: не следует воспринимать благоговение перед вами в результате переноса как знак вашей неотразимой личной привлекательности или обаяния.

Некоторые терапевты сталкиваются с трудностями, поскольку ведут неполноценную сексуальную жизнь или живут в слишком большой изоляции, чтобы иметь подходящие и необходимые сексуальные контакты. Очевидно, что было бы серьезной ошибкой рассчитывать на практику как на возможность подобных контактов. Для терапевтов очень важно делать все необходимое, чтобы выправить свою ситуацию — будь то индивидуальная терапия, супружеская терапия, службы знакомств, компьютерные знакомства: все что угодно. Когда я встречаюсь с такими терапевтами в терапии или при супервизорстве, я хочу сказать им и часто говорю — любая альтернатива, включая посещение проститутки, предпочтительнее пагубного выбора сексуального сближения с пациентками; я хочу сказать им и часто говорю, что нужно найти способ удовлетворить свои сексуальные нужды с одним из миллиардов партнеров во всем мире: кем угодно, за исключением своих пациентов. Это не просто профессиональный или моральный выбор.

Если же терапевт не может найти разрешения несдержанным сексуальным импульсам и не способен или не хочет получать помощь от личностной терапии, тогда, на мой взгляд, ему вовсе не следует практиковать.

Сексуальное нарушение пагубно и для самих терапевтов. Преступившие терапевты, стоит им честно проанализировать свои чувства, понимают, что они действуют ради собственного удовлетворения, а не на благо своего пациента. Терапевты, глубоко приверженные служению людям, наносят большой вред себе и своим глубочайшим моральным принципам. В конце концов, они платят высочайшую разрушительную цену не только во внешнем мире — в форме гражданского порицания, и наказания, и широкого осуждения, но в духовной сфере — в форме неотступно преследующих их чувств стыда и вины.

Некоторые даты могут иметь огромное значение для очень многих пациентов. В результате многолетней работы с людьми, перенесшими утрату, я стал аккуратно относиться к эффекту и силе реакции на годовщины. Многие люди, пережившие утрату, чувствовали, как на них накатывают волны отчаяния, которые совпадают с датами кончины их супругов: например, датой определенного диагноза, смертью или похоронами. Не так уж редко пациент сознательно не отдает себе отчета в точных датах — феномен, всегда казавшийся мне убедительным доказательством, если таковое требуется, влияния бессознательного на сознательные мысли и чувства. Такие реакции на годовщины могут не ослабевать в течение многих лет, даже десятилетий. В профессиональной литературе содержится много удивительных исследований, документирующих реакцию на годовщины, такие, как повышенный процент психиатрической госпитализации людей, реагирующих на годовщины смерти родителей пусть даже десятилетия спустя.

Некоторые знаменательные даты дают простор для терапевтического опроса самыми разными способами. Дни рождения, особенно значительные дни рождения, могут стать открытым окном для экзистенциальных тревог и привести к более внимательному созерцанию жизненного цикла. В зрелом возрасте празднования дней рождения всегда, как мне кажется, представляются сладко-горькими событиями, подразумевающими скрытую жалобу. На некоторых влияют дни рождения, которые знаменуют собой то, что они пережили своих родителей. Даты ухода на пенсию, годовщины свадьбы или развода и многие другие памятные дни говорят индивиду о неумолимом беге времени и быстротечности жизни.

Хотя я всегда подчеркиваю, что психотерапия — это созидательный и спонтанный процесс, очерченный уникальным стилем каждого практикующего врача и приспособленный для каждого пациента, — некоторые универсальные правила все-таки существуют. Одним из таких правил является непременное изучение относящейся к сеансу тревоги. Если пациент ощущает тревогу во время сеанса, после сеанса (по дороге домой или позже, размышляя об этом сеансе) или в процессе подготовки к следующему сеансу, я считаю обязательным для себя уделить внимание этой тревоге.

Хотя иногда тревога может возникать из-за содержания терапевтической беседы, в большинстве случаев она является результатом процесса — чувств, связанных с отношениями между пациентом и терапевтом.

Например, один пациент рассказал, что ощутил тревогу, входя в мой кабинет:

«Почему? Что заставляет вас тревожиться по приходу сюда?» — спросил я.

«Я испуган. Я чувствую, что здесь я словно качусь по тонкому льду».

«А что равнозначно тому, чтобы провалиться под лед, в нашей терапии?»[8]

«Что вы устанете от моих жалоб и нытья и не захотите увидеться со мной снова».

«Это, наверное, здорово все для вас усложняет. Я заставляю вас выражать все терзающие вас мысли. Это само по себе тяжело, но вы добавляете еще кое-что — вы должны еще и думать о том, как бы не обременить или не разочаровать меня».

Или другая пациентка:

«Я не хотела приходить сегодня. Всю неделю я была так огорчена тем, что вы сказали мне, когда я взяла салфетку».

«Что же такого я сказал?»

«Что вы сыты по горло моими жалобами и тем, что я не принимаю вашу помощь».

«Я помню, что сказал нечто совершенно другое. Вы плакали и, желая утешить вас, я потянулся, чтобы предложить вам бумажный платок. Я был поражен тем, как быстро вы рванулись, чтобы взять его самой — как если бы вы избегали принять что-то от меня, — и пытался подтолкнуть вас к изучению ваших чувств о неприятии моей помощи. Но это никоим образом не осуждение или выражение «сыт вами по горло».