Вот-вот наступит полночь, звезды глядят в окошко. Я решила, что он опять не в себе. И огляделась в поисках Мельма. Но Мельм уже стоял наготове у дверей с моим плащом в руках; он кивнул.

— Что такое?

Гурц улыбнулся мне. Он рано встал и совершил своего рода туалет: расправил военную форму, протер сапоги пучком соломы…

— Что? — вскрикнула я; эта попытка совершить обыденную процедуру напугала меня куда сильней, чем усеянная трупами равнина.

Но Гурц только посмотрел на меня и с мягкой настойчивостью попросил поторопиться. Его лицо цвета жженой охры раскраснелось от лихорадки, стало изнуренным, но оно так и светилось любовью ко мне. Казалось, никогда в жизни не встречала я подобного лица и взгляда. Догадывалась ли я когда-нибудь, сколь велика сила чувства, которое он испытывал ко мне? Она помогла ему превозмочь недуг и теперь, вопреки всему, поддерживала его. Разве могла я впустую тратить время? Я выполнила его просьбу и без дальнейших вопросов поступила так же, как и он, изо всех сил стараясь привести себя в порядок.

Мы спустились по внутренней лестнице башни, смоляной факел в руке Мельма освещал нам путь, и ночь закружилась, стены кинулись скакать, отшвыривая тени нам за спину. У подножия лестницы сидела и плакала женщина. Она поднялась на ноги, не прерывая будничного своего плача, и подвинулась, пропуская нас. Среди женщин, добравшихся живыми до форта, не оказалось ни одной знакомой мне. Я не представляла, что случилось с остальными, с дамами из экипажа принцессы, с девушками из фургонов и с колдуньей Джильзой; возможно, она-то сумела предугадать собственную судьбу и, сбросив бренную оболочку, добралась до дома иным образом.

Мы прошли по коридору, под аркой и поднялись на второй этаж. У входа в комнату Дланта совершенно не к месту стоял часовой. Он не окликнул Гурца, а сразу же постучал в дверь; ее перекосило, она частью соскочила с петель, а потому толком не открывалась и не закрывалась.

Нас пригласили войти, и мы попытались протиснуться в дверь. Она упорно не хотела пропускать Гурца. Между ними завязалось сражение, комическое и мрачное. Перед самой смертью Гурцу пришлось попусту тратить силы и еще раз испытать унижение.

Он вошел в комнату и оперся на руку Мельма, тяжело дыша и обливаясь потом. Мы заняли свои места на сцене, а перед нами в очаге Дланта пылал огонь, похожий на погребальный костер.

Возле одной из стен стояли склоненные знамена с изображением ворона и медведя, языки пламени высветили позолоту, но в их свете проступили также пятна и прорехи. Сколько же боевых регалий утратили легионы Дланта при Золи? Говорят, потеря боевого знамени означает гибель полка. И неужто чаврийцы захватили в плен самого бога? Его не было в комнате.

Но Уртка Тус восседал в своем резном кресле, словно привидевшийся во сне анахронизм; сломанная и чем-то обмотанная нога агрессивно выброшена вперед, как дубинка. Два офицера штаба стояли рядом. В свете грубого огня эти крупные люди казались румяными и крепкими, гигантами из красной бронзы, еще способными завоевать всю землю. Но мне припомнилось лицо Дланта, мелькнувшее недавно в окошке.

В этой комнате я увидела даже самое себя, ибо по странной прихоти генерала на дальней стене оказалось зеркало из посеребренного стекла. Вот это я в нем, бледное худое лицо, которого я прежде никогда не видела, и я несомненно стала выше; должно быть, продолжала расти все это время. Почти черные волосы, которые я так давно не мыла, не стали лучше после причесывания… Воспоминание шевельнулось во мне и скрылось в дымке. Мои глаза походили на бляшки из ртути. Увиденное увеличило их и придало им форму. Меня изумила сила боли, переделавшей мое лицо заново, ведь я не почувствовала ее, нет, ни разу.

Длант заговорил. Вероятно, немая сцена чересчур затянулась, у него не хватило терпения.

— Полковник, вам настолько полегчало, что вы смогли прийти сюда. Это радует меня.

— Я постарался подготовиться в надежде, что вы исполните мою просьбу.

Он постарался подготовиться к битве при Золи. Его трепала лихорадка, и он был готов к бою, или так ему казалось. Но неужели ему никогда еще не приходилось видеть поле сражения? Каким образом удавалось ему избежать этого зрелища? И вот теперь действительность нанесла ему такую тяжелую рану.

— Полковник… несравненный мой Кир, — неискренне, без тени правды в голосе проговорил Длант, однако задушевные слова звучали лестно и вызвали отклик со стороны Гурца и всех, кто находился в комнате, — не при даме будет сказано — я уверен, она простит меня — но… вы окончательно решились?

— Генерал, — ответил Гурц, — я впутал ее в эту историю и обещал позаботиться о ней. Мое нынешнее предложение — что еще я могу сделать?

— А она? — Длант бросил на меня взгляд и увидел существо, которое мне никогда не удалось бы узнать, даже в посеребренном зеркале.

— Она не станет противиться моему решению. Я никогда не причинял ей зла.

— Весьма вероятно, что не станет.

Блеклые глаза снова обратились на Гурца и увидели смерть.

Генерал попытался встать, и офицеры поспешили помочь ему. Гурцу тоже не удалось бы удержаться на ногах, если бы он не опирался на Мельма. Вот так они и стояли друг напротив друга, а рядом с одним из них замерла я, белое лицо, запоздалая мысль, причина всему этому.

Пожалуй, я догадалась раньше, еще у нас в комнате. Но догадка моя оставалась бесформенной, лишенной словесного выражения. Оказавшись в дикой местности, видя, как изменяют ему силы, что еще мог он сделать для меня, как не превратить из потаскухи в супругу? Мой покровитель собрался на мне жениться.

— Она говорит по-крониански? Говорит, по-видимому.

— Блестяще. Я сам ее учил.

— Аара, — сказал генерал, обращаясь ко мне, — вас ведь так зовут?

— Аара, — сказала я. К чему отягощать их нюансами?

— Согласно нашим обычаям, — объяснил Длант — он не пожалел времени, чтобы я почувствовала себя увереннее, — в ходе военных кампаний офицеры высшего ранга могут выступать в роли священнослужителей. Данной мне властью я имею право поженить вас.

— Разумеется, — сказала я. Он заморгал, глядя на меня, мои слова, несомненно, показались ему дерзкими, и он не стал больше ничего объяснять. Мой возраст его тоже не интересовал.

— И вы согласны, чтобы эти господа выступили свидетелями? — сказал Длант, обращаясь к Гурцу.

Гурц ответил, что будет им благодарен. Голос его зазвучал слабее. Неужели он позабыл, как низко они его ставили, как насмехались и глумились над ним? А теперь они — друзья в трудную минуту, на свадьбе и у смертного одра.

— К сожалению, у нас нет статуи Випарвета, — сказал Длант, — но мы находимся на его территории. Не только потому, что мы в лесу. Этот старинный форт выстроен в честь волка. И этого должно быть достаточно.

Невесомое прикосновение тайны: что-то пробежало по шее, волосы у меня на затылке встали дыбом. Переносной киот Гурца пропал, но волк так и остался у меня в мозгу. Глаза его оживали при свете лампы. Если услышать его песню, это принесет безумие и гибель. А след его лапы предвещает удачу и счастье… Кто прислал мне Драхриса, Випарвет? Кто вершил пир среди заросшего бузиной леса над телом человека, убитого целомудренной женщиной, Випарвет?