В разгар зимы, когда снег лежал толстым слоем, мы остановились в доме на улице под названием Канатный канал, и Мельм поднялся ко мне в комнату; он принес пирожное и свечу, которой мне хватило до глубокой ночи. Случилось это, впрочем, против обыкновения, и в остальное время все происходило иначе.

Теперь я, наконец, спала одна, и это показалось мне странным.

Мельм стал моим опекуном, но при этом являл собой образец почтительности и пристойности. И сама экстравагантность моих тайн: убийство, изнасилование, экзотическое вдовство, наша совместная яростная борьба за выживание — послужила к тому, что в конечном счете он стал еще молчаливей и корректней. Находясь рядом с ним, я неизменно ощущала глубокую признательность и некоторую неловкость. Его расположение ко мне возникло в силу ошибочных представлений и к тому же по чистой случайности.

Мы редко заводили беседу; казалось, он считает, что нам «не пристало» этого делать, хотя он никогда не высказывался по этому поводу. Да и в любом случае, о чем нам было говорить? Я не смогла заставить себя спросить о детстве Кира Гурца, хотя Мельм, вероятно, с удовольствием многое бы мне порассказал. А он никогда не обсуждал со мной своих намерений утвердить меня в правах как супругу Гурца.

Впрочем, мне удалось кое-что узнать о бывшей столице, Крейз Хольне, и о делах, которыми нам предстояло там заняться.

Столетие назад, с возникновением империи, правитель с семейством перебрался на восток, в новую столицу. И тогда для города Крейза наступила нескончаемая, богатая плодами осень. Кроме зимнего дворца императора, расположенного у искусственного озера, которое замерзало зимой и его можно было перейти прямо по льду, в этом городе находилось множество памятников и зданий. Гладкую как стекло реку, безотказно дававшую в солнечные времена года хороший улов огромных лососей, окаймлял зеленый фарфор и мрамор храмов и усыпальниц.

В нескольких милях на запад от города начинались поместья Гурца. «Там ваш дом», — заверял меня Мельм, как будто поспешная женитьба вложила мне в душу кусочек той земли.

Ему пришлось расстаться с мизинцем и безымянным пальцем левой руки, хотя он посетил врача в первом же из саз-кронианских городов. Он не делал из этого трагедии, также как из смерти Кира Гурца. А впрочем, может быть, я стала выражением его душевной печали и венком, который Мельм решил возложить на могилу господина.

По мере продвижения на север известия о войне становились все менее точными и приобретали все более анекдотический характер. В подобной близости от живого воплощения империи, восседавшего на золотом троне, отступление войск или смертельный бой казались блошиным укусом, а гибель каких-то двух легионов, усеявших мертвыми телами заснеженную землю, — пустяком.

Последнюю часть пути от города Джермина до Крейз Хольна мы проделали на парусных санях. На исходе зимы на эти края с восточных гор обрушивались сильные ветры. По широкой дороге с причудливыми изгибами, проложенной так, чтобы ветер все время наполнял паруса, и до сих пор покрытой плотным слоем льда, до Крейза можно было добраться за два дня, а если ветер принимался буянить, еще быстрее.

Они отличались красотой, эти сани на высоких полозьях с резными носами в форме лошадиных, гусиных или лебединых голов, раскрашенных и покрытых позолотой, с подвешенными к поручням колокольцами и амулетами, с ярким парусом наверху. Стоило поднять его и забрать якорь, как начиналось стремительное скольжение и возникало ощущение полета — под ногами бежала ледяная дорога, мелодично звенели колокольчики. Затишье наступало крайне редко, но люди рассказывали о капитанах саней, застигнутых штилем, которым пришлось вместе с матросом и штурманом тащить по дороге сани с пятью, а то и шестью пассажирами. Обратно, против ветра сани доставляли упряжки лошадей. В общем, затея непростая. В Крейз вели еще две дороги. По-моему, Мельм выбрал эту, желая доставить мне удовольствие.

И доставил. Словно зачарованная, стояла я на палубе; в вышине надутый ветром парус, в голове никаких мыслей, а холод покрывает мое лицо пьянящими поцелуями и не таит в себе угрозы; упоительное бездумное скольжение и прерывистый шумок в ушах. У нас оказался всего один попутчик, толстый купец, который не выходил из каюты. Ни капитан, ни штурман, ни матрос ни о ком мне не напоминали. Мы долетели до города всего за один долгий день. А ведь каким было бы для меня счастьем попутешествовать таким вот образом еще много недель.

2

Сначала я остановилась в гостинице, выходившей окнами на реку. Сад, в котором расцвело множество нарциссов, спускался прямо к воде, а по реке среди обломков вскрывшегося льда все плыли вверх и вниз по течению суда, по ночам их огни роняли призрачные отсветы. Помимо картинки в окне, мою комнату вскоре украсило обилие игр и книг, как в прежние времена.

Мельм исправно сопровождал меня во всех походах, а если магазин предназначался исключительно для дам, дожидался неподалеку. Он носил за мной покупки и ничего не сказал о потраченных, быть может впустую, деньгах. Беспорядочно разбросанные приобретения прибавили мне уверенности, однако в основном эти вещи не пришлись мне по душе. Времяпрепровождение за игрой в храмины или в кронианские «Мечи и звезды» утратило для меня всякую привлекательность, я потеряла также способность жадно глотать главу за главой из книг о чужих приключениях. К сожалению, для меня нашлось крайне мало других занятий.

Мне понадобилось получить кронианское гражданство, чтобы вступить в права владения наследством. Поэтому мне приходилось раз в неделю являться в городскую мэрию, имея при себе свидетельство о браке, и снова и снова обращаться к скучающим чиновникам с просьбой о рассмотрении дела. Этот ритуал явно мог затянуться на долгие месяцы. Казалось, настойчивость просителя и настоятельность просьбы в равной мере влияют на суждение, которое составлялось на его счет.

Каждый раз, усевшись на жесткий стул в маленькой холодной приемной, где зачастую теснились самые разнообразные ходатаи, я принималась думать, как же мне уклониться от этого занятия. Судя по выражению покорности судьбе на лицах людей, оказавшихся вместе со мной в приемной, по их попыткам заняться чем-нибудь другим (они играли в карты, бились об заклад, обменивались сплетнями, а подчас даже принимались петь хором, но тогда приходил охранник, и песня тут же затихала), это место считалось своего рода клубом для тех, кто затеял гиблое дело, и туда ходили ради удовольствия, а не в надежде на успех.

Как же убедить Мельма оставить меня в покое? Мне это не удалось. Он терпеливо лелеял мечту сделать меня владелицей поместья, и ценой невероятных усилий ему удалось далеко продвинуться в ее осуществлении. Если поместье не достанется мне, оно отойдет в собственность короны, поскольку других прямых наследников не осталось. И теперь мне придется признать взрослую систему ценностей, хотя она и кажется мне такой же далекой, как и прежде. Я выросла на три дюйма, я успела стать женщиной и супругой.

Таким образом я провела в городе уже целый месяц, и вот, надев новую, достаточно длинную юбку и перчатки, заштопанные портнихой из гостиницы, я в четвертый раз отправилась в мэрию и предстала перед толстым чиновником.