Саймон ответил со свойственной ему прямотой:

«Вроде ничего, но я должен увидеть его без очков. Глаза = зеркало души и все такое».

Сперва я не придала значения его комментарию. Саймон мне не нравился. Казалось, он поставил себе целью докапываться до каждого слова Тессы, как будто ему было лучше знать, в то время как остальные принимали ее такой, как есть. Мне, конечно, импонируют думающие люди, не выносящие невежества, но Саймон вел себя нахально, причем в любых обстоятельствах. Кроме того, он был пустой, легкомысленный человек, водил дружбу исключительно с «правильными людьми» и всех судил по одежде, даже общих с Тессой друзей вроде Джой: «Она все еще носит расклешенные джинсы», – ворчал Саймон. Или жаловался Тессе, что очередной ночной клуб вопреки ожиданиям оказался «битком забит офисным планктоном и домохозяйками». На «Фейсбуке» у Саймона было 930 друзей и ни одного толкового статуса, только ссылки на песни, которые требовал прослушать сию же минуту, или просто указания местопребывания – «В Воксхолле». «Дома». «В Берлине». Словно весь мир, затаив дыхание, ожидал узнать, где же сейчас Саймон.

Однако его замечание насчет очков было созвучно другой мысли, давно не дававшей мне покоя: ведь я до сих пор точно не знала, как выглядит Коннор. На единственной фотографии, которую он прислал, на нем были солнечные очки. Вряд ли я узнала бы Коннора в толпе. Умом я понимала, что это бессмысленно – ведь мы только переписывались, но все-таки мне очень хотелось увидеть его лицо.

И вдруг до меня дошло, что на самом деле легко и просто увидеть Коннора вживую. Мне было известно, что он работает в юридической фирме «Асквит и партнеры», в Темпле. Я приблизительно знала, как он выглядит, а из нашей переписки имела представление о его рабочем графике.

У меня созрел план: я выберу день, когда он точно будет в конторе, а не в суде, и в обеденный перерыв подстерегу его у входа. Он выйдет пообедать, и я смогу как следует его разглядеть. Наконец я нашла рациональное объяснение своему желанию: чем больше я выведаю об этом человеке, тем лучше для проекта. Все, что я узнаю о Конноре, имеет непосредственное отношение к моей работе.

Тем же вечером я спросила у него, будет ли он выступать завтра в суде. Коннор ответил, что корпит в конторе над невыразимо скучным делом. Он поинтересовался моими планами на завтра, и я сказала, что у меня двойное занятие с Натали, которая готовится к экзаменам в художественную школу в Ванкувере.

На следующий день я вышла из квартиры ровно в полдень. Я проспала и не успевала забрать чистую одежду из прачечной, поэтому пришлось надеть вчерашнюю футболку и спортивные штаны. Выйдя на станции метро «Темпл», я сверилась с «Гугл-картой» и свернула с главной улицы в узкий проход между домами, такой тесный, что я едва не задевала стены бедрами. Пройдя его насквозь, едва не открыла рот от изумления, хотя я редко удивляюсь. Город выглядел сказочным: мощеные улицы, старинные здания и изумительная каменная церковь цвета молочной карамели. Не было ни машин, ни прочих примет современной жизни. Будто декорации к фильму о Гарри Поттере. Вокруг царили тишина и покой. Прохожие все как один были в темных костюмах, словно у входа висело указание соблюдать дресс-код, которое я не заметила. Трудно поверить, что в Лондоне может быть нечто подобное; помнится, я даже на секунду огорчилась, что мама не приводила меня сюда раньше и что мы все время проводили в четырех стенах.

Здание, в котором располагалась контора «Асквит и партнеры», я нашла не сразу. На первом этаже узкого, шаткого на вид дома рядом с черной дверью висела табличка с названием конторы и еще десятком имен. Имени Коннора среди них не было – наверное, потому, что он еще не стал партнером. Напротив был небольшой сквер, и я решила подождать на скамейке.

Было 12:50. Я предполагала, что Коннор выйдет на обед между 13:00 и 14:00, но не знала наверняка. В метро я взяла с собой бесплатную газету и теперь развернула ее, притворившись, будто читаю.

Скамейка стояла спинкой к зданию, из которого вот-вот должен был выйти Коннор, и мне то и дело приходилось оборачиваться. Хотя я в мельчайших деталях запомнила, как он выглядит на фотографии, я боялась, что не отличу его от других мужчин в одинаковых деловых костюмах. Кроме того, возможно, фотография была старой. С тех пор он мог постричься, похудеть или, наоборот, набрать вес.

Впрочем, я моментально его узнала. Было 13:17, я как раз читала заметку о подростке, которого до смерти зарубили кухонным ножом, когда дверь распахнулась, и на пороге появился Коннор. С ним был другой мужчина, постарше, тоже в костюме. Продолжая разговор, они пошли по улице. Коннор держал руки в карманах брюк. Его коллега вытащил сигарету и закурил.

Я не ожидала, что вид Коннора так на меня подействует. Я чуть не потеряла сознание, сердце бешено билось, ноги сделались как ватные – наверное, от того, что я вела себя не совсем честно. Похожее чувство возникало, когда я украдкой подсматривала за Майком из-за занавески. Пришлось напомнить себе, что Коннор не знает – и не может знать, – кто я.

Все еще не чуя ног, я пошла за ними, потихоньку нагоняя, пока не зашагала в десяти метрах позади. Пока что мне был виден только его затылок. Приглаженные, как будто мокрые волосы и выглядели совсем не так, как на фотографии. Время от времени Коннор поворачивался к своему спутнику в профиль, но с такого расстояния рассмотреть глаза не удавалось.

Интересно, кто это рядом с ним, подумала я; может, Колин, о котором он довольно часто писал, тот самый «хороший парень», педант и зануда, которого Коннор любил подначивать. Однако Коннор никогда не говорил, что Колин курит. Собеседник сказал что-то, и Коннор расхохотался чуть ли не до слез. Когда он, смеясь, повернулся, я заметила, что у глаз собирались морщинки.

Как ни странно, меня разобрала глухая досада: оказывается, Коннору весело с кем-то, кроме меня. Он как-то признавался, что общение со мной – «самый яркий момент» среди серых будней, так что, полагаю, я ожидала увидеть его более подавленным. Впрочем, стоило мне об этом подумать, как я тут же одернула себя за глупость: надо радоваться, что он получает удовольствие от работы и общения с коллегой.

Они прошли еще метров сто, свернули в узкий мощеный переулок и остановились перед входом в закусочную. Должно быть, там продавали отменные сандвичи: извилистая очередь к прилавку выстроилась от самого порога. Коннор с приятелем стали в ее хвост. Пока я раздумывала, что делать дальше, за ними заняла очередь какая-то женщина, и я встала за ней.

Хорошо, что я оказалась не в непосредственной близости от Коннора. Сердце у меня билось так громко, что его стук наверняка слышали все в очереди. В желудке возникло странное ощущение пустоты, но не такое, как бывает, когда хочется есть, хотя и сродни ему.

Кроме того, даже находясь через одного человека от Коннора, мне удалось расслышать, о чем он говорил с приятелем. Похоже, они обсуждали неудачную игру какого-то футболиста во время вчерашнего матча. «Вот недоумок! – с досадой проговорил Коннор. – Просто не верится, что он пропустил мяч». «И не говори – слепой бы словил», – согласился коллега.