– Буду польщен! – сказал Асмус. – Быть повивальной бабкой при рождении истины по методу старика Сократа – мечта любого врача. А тем более – помогать инквизитору[6]в его благородном деле.

– Не будем откладывать роды, – Ванзаров чуть коснулся усов, как художник делает последний взмах кисти. – Кто-то хочет убить Жаркова. Сейчас не важно, по какой причине. Он наметил его жертвой. Так?

– Скорее всего…

– Убить человека можно сотней разных способов. Убить тихо, убить незаметно, закопать в лесу. В конце концов, утопить, у вас море под боком. Убить так, что его хватятся не скоро. И не оставить следов.

– Мне надо соглашаться? – спросил Асмус.

– Чисто формально. Что мы видим? Мы видим крайне странное убийство. Во-первых, совершено в публичном месте, где может оказаться десяток случайных свидетелей. Для чего?

– Напугать кого-то…

– Вероятно. У Жаркова были друзья или сообщники в каких-то темных делишках?

– Вы, наверно, уже в курсе его любовных похождений…

– То есть показательная месть, – пояснил Ванзаров.

– Для нашего городка звучит излишне мелодраматично.

– Я бы сказал: сомнительно, но возможно. И тут мы возвращаемся в начало: хотели бы отомстить за поруганную честь и так далее, убили бы тихо и просто. Дождаться ночи, залезть в окно, Жарков спал с открытым, удар ножом – и все. У них даже собаки во дворе нет. Зачем закалывать штыком на пляже?

– Не знаю, что и сказать, – признался Асмус. – Извините…

Ванзарову были не нужны извинения, он стремился вперед.

– Этот вопрос остается открытым. Его нельзя объяснить, пока нет ответов на другие. Антон Львович, вы штык вытащили?

– Конечно, и приставу отправил…

– Не в этом дело. Трудно было тянуть?

– Очень неудобно. Чтобы пальцы не порезать, кое-как ухватился за скобу.

– Теперь ответьте: как таким оружием нанести удар в легкое?

– Не представляю, – согласился доктор. – Как же его воткнули?

– Очень просто. Взяли длинную палку, насадили штык и, как пикой, нанесли удар.

– Откуда вы знаете?

– На песке, шагах в трех, валялась обломанная палка. На конце – характерно содранная древесина. Убийца надел штык, воткнул импровизированную пику в Жаркова, вытащил палку, разломал пополам, одну половину выкинул в море, вторая осталась. Пристав до сих пор уверен, что я над ним издевался, когда попросил ее сберечь.

– Неожиданно, – сказал Асмус.

– Это мы только начали. Скажите, Антон Львович, вам ничего не показалось странным в моем рассказе?

– Вы шутите? Да тут все как в криминальном романе…

– Давайте вернемся к логике. Жарков ночью приходит на пляж со штыком. Допустим, у инженера такой способ развлекаться. На пляже его встречает некто, кто отнимает штык, выбирает палку, насаживает штык и втыкает его в грудь Жаркова. Что же все это время делал Жарков? Следил за приготовлением?

– Наверное, пьян был. От загула еще не отошел.

– Его друг сказал мне, что с Жаркова хмель быстро слетел. Он успел дома поспать, затем освежающий ночной воздух. Он не мог быть в бессознательном состоянии. Он должен был видеть, что его готовятся убить. Но следов борьбы нет. Ни на теле, ни на песке. Почему?

Асмус поднял ладони вверх, красные и начисто вымытые.

– Это мне не по силам!

– Антон Львович, это же очевидно, – сказал Ванзаров. – Самое простое объяснение: Жаркова оглушили. Он был без сознания. Голову осматривали на предмет ссадин или гематом?

– Честно говоря, нет…

– Я заметил у него ниже затылка след, как от тяжелого предмета… Не надо, потом проверите. Он никуда не денется. Представьте: Жарков лежит тихонько на песке, а его убийца готовит копье. И бьет. А потом пересаживает жертву в шезлонг. В шезлонге, как вы понимаете, нанести такой удар невозможно. Что тоже очень интересно. Но сейчас важно другое: как ему живот вскрыли?

– Штыком это невозможно, – ответил Асмус.

– Вот! Тогда выходит, что убийца имел при себе нож, но зачем-то устроил весь этот цирк. Почему?

– Ох и вопросы у вас, Родион Георгиевич…

– А если я скажу, чем это было сделано?

– Ну, если вы ясновидец…

– Саперная лопатка.

Доктор переспросил.

– Армейская саперная лопатка, – повторил Ванзаров. – С острой режущей кромкой. Жарков ее тоже прихватил с собой. Что получается?

– Что убийца воспользовался его же… вещами?

– Это самое простое объяснение.

– А лопатку вы тоже нашли?

– Ее выбросили в залив. Или прихватили с собой. Важнейшая улика. Итак, к чему мы пришли: убийца воспользовался тем, что Жарков сам принес. Что вы об этом думаете?

– Все-таки моя специальность – лечить…

– Поверьте мне на слово: это полная чепуха. Так убийство не совершит даже барышня, у которой в голове помутилось от ревности. Так не бывает.

– Выходит, наша майевтика не родила ничего.

– Не совсем так. Антон Львович, о чем вы умолчали после осмотра тела?

Асмус смущенно крякнул и потупился, как нашкодивший гимназист у доски.

– Видите, в чем дело… Я подумал, что у вас и так достаточно трудностей… Не хотел, чтобы вам еще и с этим разбираться… Все это так странно… Извините меня, очень неприятно… Хотел как лучше…

– Я вам верю и ни в чем не посмел бы упрекнуть, – сказал Ванзаров. – Вы действительно очень хороший врач, который хочет облегчить пациенту жизнь. Так что там с сердцем Жаркова?

– Почему именно сердце вас интересует?

– Вы подробно обо всем рассказывали, а про сердце – ни полслова. Что там?

– Его нет, – ответил Асмус.

– То есть вырезано?

– Да, грубо вырвано. Буквально выдрано. Ошметки. Я не знаю, что об этом думать.

– Главное, приставу не сообщайте эту новость. А то, боюсь, разум его не выдержит, и начнет он повальную облаву на оборотней. Могут пострадать мирные дачники.

– Даю слово. Сохраню, как врачебную тайну.

– Сердечно признателен… – встав, Ванзаров накинул пиджак на плечи, как настоящий беззаботный дачник, и протянул руку. Доктор ответил на рукопожатие с большой охотой. – Вы очень мне помогли.

– Не о чем говорить, Родион Георгиевич. Мне до сих пор стыдно за свою глупость.

– За ваши хлопоты – с меня обед. Или ужин. Выбирать у вас не из чего, так что сойдемся на Фомане.