что вы мне толкуете про оплату, Гельмут, – усмехнулся я. – Вот там, под нами, лежит мешок с миллионом долларов.

– О-о-о! – протянул Гельмут и покачал головой. – Вы имеешь столько шансов найти этот мешок, сколько есть черный волос на моей седой голове.

Я скептически глянул на Гельмута.

– Да ради миллиона долларов я готов весь снежный завал собственными руками разгрести.

– Я стану разгребать снег вместе с тобой, – сказала Мэд шепотом, глядя на мои губы. – Только ты дай слово, что проводишь нас до "Белого Князя".

– У тебя мертвая хватка, – ответил я. – Живым не оставишь, если я откажусь?

– Ты не откажешься.

– Но ты объяснишь мне, для чего тебе надо в альплагерь?

– Это коммерческая необходимость.

– Ты собираешься наладить в "Белом Князе" бизнес? Открыть торговые палатки? – с издевкой спросил я.

Мэд нравился мой юмор. Она улыбнулась и кивнула.

– И что ты намерена там продавать?

– "Сникерсы" и баварское пиво. Кроме того, начну строить отель на тысячу мест.

Когда собеседник слишком увлекается, поддерживая глупую шутку, то это выглядит уже как издевательтсво. Улыбка сошла с моего лица.

– Пойдешь сама в свой альплагерь, – сухо произнес я. – Там территорию контролирует осетинский отдел минчээса, – сходу придумал я. – Вот пусть он вами и занимается. А мне пора заниматься своими прямыми обязанностями.

Мэд сжала тонкие губы. Ее бронзовое лицо стало жестоким.

– Можешь проваливать, – произнесла она.

– Вот и поговорили, – буркнул я, взваливая на плечи рюкзак. – Счастливо оставаться! Ауф видерзеен!

И, вскинув вверх обе руки со сжатыми кулаками, салютуя на прощание Гельмуту, быстро пошел к лавинному конусу. Остановит, подумал я, отойдя от немцев на пятьдесят шагов. Сейчас крикнет, черт возьми! Никуда не денется! Позовет! Догонит!

– Стас!!

Ну вот, все-таки не ошибся.

Я повернулся. Мэд брела за мной. Шапочку сняла, кинула на снег, распушила великолепные платиновые волосы, очки, как ободок, сдвинула наверх.

– Подожди! – устало сказала она, подходя ко мне. – Ты гордый, это, конечно, хорошо. Но если бы я… если бы я не крикнула тебе, то ты бы ушел? Скажи честно, ушел бы?

– Нет.

Мэд усмехнулась.

– Значит, вы, мужчины, такие же позеры и кокетники, как и женщины… То, что для тебя всего лишь праздное любопытство, для меня – судьба, хрупкий мостик, который мы с Гельмутом возводили несколько лет. И достаточно всего лишь нечаянно брошенного слова, призрачного полунамека, чтобы этот мостик рухнул. А я, между прочим, на нем стою.

– Твоя судьба – хрупкий мостик?

Мэд закатила вверх глаза.

– Господи, какой же ты дотошный! Ты вырываешь из меня признание. Да, да, это контрабанда, в общем-то, очень банальная и, может быть, даже пустяковая. И все-таки от того, доставлю я товар к месту или нет, зависит очень многое.

– Контрабанда? – выдохнул я, делая вид, что страшно удивлен.

– Ты так удивляешься, словно первый раз слышишь это слово. По-русски, если я не ошибаюсь, оно звучит так же?

– И что же это за товар?

Мэд подыскивала слова:

– Ну, что-то вроде… вроде лекарственного препарата.

– Наркотики? – влобовую спросил я без всякой надежды, что Мэд назовет альфа-сульфамистезал.

– Пусть будет так.

– Хорошо! – возбужденно сказал я. – Это все понятно: контрабанда, неучтенный таможней товар, скупщик и тому подобное. Ты объясни мне другое: как так получилось, что эти два осла с автоматами, – я кивнул в сторону пропасти, – и вы с Гельмутом шли к одной цели – к альплагерю "Белый Князь"? Те тащили туда мешок с миллионом долларов, вы – контрабанду. Там что – международный преступный лагерь?

Мэд качнула плечами.

– Не все ли равно, как назвать это место – преступный лагерь или партизанская база? – ответила она. – Кто-то поставляет туда деньги, кто-то товар. Закономерный оборот капитала.

– И много раз ты уже бывала в "Белом Князе"?

– Один раз в прошлом году.

– До того, как меня поставили начальником каэсэс Приэльбрусья?

– Незадолго до этого.

– Ты обходилась без посторонней помощи? Ты сама дошла до лагеря?

– Нет, я была в составе международной команды. Нас было много: немцы, эстонцы, грузины, осетины и дагестанцы.

– А как же ты намеревалась дойти в этот раз?

– В этот раз все спутали "ослы". К счастью или к несчастью, но нам оказалось по пути с ними.

– А если бы никаких "ослов" не было? Что тогда?

– Тогда бы я просила тебя довести нас с Гельмутом до перевала Местиа.

– И ты думаешь, что я бы согласился?

– Думаю, что да.

– Но ведь у нас с Гельмутом был договор о восхождении на Эльбрус. Там все оговорено: сроки, ответственность сторон за нарушение условий договора…

Мэд поморщилась.

– Нет ничего более непостоянного и переменного, чем договор. Все зависит от того, насколько новая сумма перекроет старую и все условия, с ней связанные… Гельмут попросту переписал бы договор, увеличив сумму твоего гонорара раз в десять.

Она говорила неправду. Мэд не собиралась идти к перевалу Местиа. В тот роковой вечер, когда я спускался на лыжах в Терскол встречать автобус, Гельмут обронил в разговоре со мной, что Мэд сможет пробыть на Эльбрусе всего три дня, и в доказательство своих слов показывал мне транзитный авиабилет Минводы-Москва-Берлин на восьмое марта. За три дня мы никак не смогли бы дойти до "Белого Князя" и, тем более, вернуться назад. Значит, перевал Местиа изначально не входил в планы немцев.

– Ну, что? – напомнила о себе Мэд.

– Сколько Гельмут готов заплатить мне за эту услугу? – спросил я. – Кажется, ты сказала – в десять раз больше? Что ж, пусть платит, и мы выйдем в альплагерь "Белый Князь" сразу после того, как я выясню о судьбе Глушкова.

– Я всего лишь предположила, – дала задний ход Мэд. – К тому же у Гельмута нет с собой такой большой суммы.

– Зато у него есть чековая книжка. Я одолжу ему ручку. Пусть выписывает чек на сто тысяч марок на предъявителя.

– Сто тысяч марок? – Мэд натянуто улыбнулась. – Но ты требуешь слишком много.

– Много? Ты думаешь, что он сумеет найти здесь проводника подешевле?

– Не издевайся… Ты пользуешься нашим беспомощным положением.

– Извини, милая, но мое положение намного более плачевное, чем ваше. Сто тысяч мне нужны для того, чтобы организовать в этом районе спасательные работы, откопать и вынести все трупы и отремонтировать вагон канатной дороги.

Мое откровенное вранье прозвучало для Мэд вполне убедительно. Она кивнула.

– Я тебя понимаю… Хорошо, я поговорю с Гельмутом.

Я предоставил родственникам возможность пошептаться наедине, и пока Хагемайстеры обсуждали мое предложение, занялся заточкой "кошек", зубья которых от льда и камней стали совсем круглыми. Не успел я обратботать надфилем два передних зуба, как Мэд позвала меня.