— Все-таки я красивый, — сказал мне Макс, улучив момент.

— Ты о чем?

— Да я фрагмент записи посмотрел. Прямо хоть на большой экран — не стыдно. Зато я понял, что в ней нашел Маккинби.

— Вот как?

— Эту кобылку нужно седлать два раза в день. А выезжена она на славу, умеет все, любой каприз. Правда, на удивление дуботолая. Но выносливая. Однако я бы через пару месяцев соскучился. Секс — это здорово, но иногда хочется и поговорить.

— Ему, видать, не хочется.

— Похоже на то. Она жаловалась: молчит как рыба, причем не только в постели. Молчит с утра, молчит за едой, молчит на прогулке. Изъясняется жестами, ленивыми и вальяжными. Обращается с ней кошмарно, как с куклой для взрослых мальчиков. Уверяет, что за последние сутки услышала от него больше слов, чем за предыдущие полгода. Я вот думаю — она точно с Маккинби спит? Он поболтать-то любит. Да и особого пренебрежения к любовницам за ним не водится.

Я только головой покачала. Мне было безразлично.

Анна вскоре пожаловалась на усталость, и они вдвоем с Августом ушли. Я досидела почти до конца, сумела отделаться от Макса, который набивался мне в сопровождающие — до постели, да-да. Утверждал, что уже сытый, не будет мешать спать.

Я шла по ночному саду, погрузившись в свои мысли, и опомнилась лишь перед дверями Детского Дома. На секунду я позволила раздражению взять верх — да пошли все эти мужья темным лесом, а я иду отдыхать в детскую.

Бесшумно поднявшись по лестнице, я заглянула к Огги. Он спал. Я улыбнулась и прошла в смежную комнату, где стояла моя кровать, еще подивившись, что дверь почему-то открыта.

На моей постели, поверх одеяла, спал Август. Спал прямо в одежде — в килте, пиджаке, хорошо хоть ботинки снял. Я поморгала, прикрыла дверь, чтоб не разбудить ребенка, и осторожно потрясла Августа за плечо. Он и не думал просыпаться. Я потрясла сильней — он перевернулся на бок и подсунул ладонь под щеку. Я постояла над ним, подумала. Прогнать его нереально, значит, надо раздеть, иначе толком не выспится и будет с утра злой. А он в килте. Килт Август носит по правилам, на голое тело. Обнаружив себя утром нагишом, он застесняется, комплексоид несчастный, и опять-таки будет злой. И что делать? Ладно, хоть сверху все сниму.

Промучившись минут десять с сонной тушей весом больше центнера, я сумела раздеть Августа хотя бы относительно. Он снова перевернулся, килт смялся и задрался, показался краешек угольно-черных трусов. Ха, мысленно сказала я, зачем это он трусы надел? Но стащила с него килт и засунула тело под одеяло. Потом сходила к Санте за вторым одеялом и лишней подушкой.

— Август давно пришел?

— Да часа полтора назад. Сказал, надо с тобой поговорить. На ногах едва держался. Я ему только сказала, чтоб не шумел и к ребенку не ходил, он и затих. Уснул, да?

— Спит как убитый. Вот что: сходи в его спальню, принеси какую-нибудь одежду, чтоб утром надеть…

Ночью захныкал Огги. Я проснулась, но не шевельнулась: он иногда этим и ограничивался, если не поступало никаких внешних раздражителей. Проснулся и Август, сел в кровати.

— Ты вчера сюда спать пришел, — шепнула я.

— Спасибо, я помню, — ответил Август и нащупал халат.

— Не ходи никуда, разбудишь Огги.

— Не разбужу, не бойся.

Я снова закрыла глаза. Сквозь сон мне показалось, что Огги снова издал недовольный звук — но только один.

Проснулась я только перед рассветом. Августа не было, но его одежда, вся, кроме халата, лежала на стуле. Я встала и на цыпочках выглянула в детскую.

Август прочно сидел в большом кресле, придвинутом к детской кроватке. Одной рукой он придерживал Огги у себя на коленях, второй читал с наладонника. На столике рядом стояла опустевшая на три четверти бутылочка с молоком.

Услышав мои шаги, Август поднял взгляд и одними губами сказал:

— Иди спи, я посижу с ним.

— А ты?

— Я уже выспался. Принеси только мою одежду, чтобы я не разбудил тебя, когда буду одеваться.

Я подумала — и действительно пошла досыпать.

* * *

В столовой я обнаружила Макса.

— Что-то я сегодня разоспался, — сообщил он, салютуя мне чашкой с кофе. — Отлично выглядишь! Еще лучше, чем вчера.

— Спасибо. А где все?

— Так давно уже встали и разошлись. Алистер поехал встречать Скотта Младшего, Август повез в город свою Анну. Обалдеть, воркуют как голубки, — Макс неприятно рассмеялся. — Здорова, кобыла. Меня обслужила по высшей категории, и после этого небось еще полночи ублажала Маккинби.

— Она здесь ночевала, что ли?

— Ну да, Маккинби ее к себе взял.

Я покивала. Почему-то меня задевало пренебрежение в тоне Макса. Пренебрежение к Августу. Я налила себе кофе, сделала глоток.

— Нет. Не ублажала.

— Уверена?

— Да, потому что Август ночевал в Детском Доме. Пришел вечером, хотел что-то сказать, не дождался и уснул. Шампанское утром, бренди днем и виски вечером его победили.

— Да уж! Такая компания кого угодно заборет… А Маккинби тебя от меня пошел охранять, зуб даю.

— Ты ему уже сколько зубов отдал? Не жалко для родственника, да?

Макс заразительно рассмеялся.

— Кстати, насчет вчерашнего. Мы с Мелви посовещались и решили пока не подбрасывать эту запись Августу. Я с ним сначала так поговорю, словами. В конце концов, раз уж он уговорил тебя воспитывать моего сына среди Маккинби, я имею право следить, чтобы в доме не было женщин легкого поведения. А вот тебе я копию отдам.

— Зачем?

— Если Анна еще раз припрется сюда, пиши жалобу в полицию нравов. С приложением этого ролика. Ей за аморальное поведение могут запретить въезд в Пиблс, если не в Шотландию вообще.

— За что? За трах в садовом павильоне? Это кто тебе сказал?

— Лайон. Он очень недоволен вчерашним вечером. Собралась семья, и тут какая-то сомнительная особа, в непонятных отношениях с Августом… Здесь не принято звать временных любовниц на семейные посиделки, для этого у каждого взрослого парня есть свой дом, раз уж противно снимать номер в отеле. А то он привел — и о помолвке не объявил. Значит, просто подружка. Я намекнул Лайону, что подружка без тормозов, — само собой, только намекнул. Тогда он и посоветовал обратиться в полицию нравов. В Шотландии с этим строго. Разврат допустим в любых мыслимых формах, но лишь с согласия местных жителей. А если кому не понравилось, что в его саду целуются, — имеет право удалить нежелательную особу со своей территории на веки вечные.

— Я не местная жительница.

— Ты мать князя Сонно, который воспитывается в клане Маккинби. Ты больше, чем местная жительница, — ты местная аристократка.