Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Увлекла ли ее возможность пожить в поместье с тиграми или этот вариант был для нее временным неудобством на пути к чему-то другому? Знала ли она, что представляет из себя Франсуа де Шоффан, или он был любовью всей ее жизни? Улыбнулась ли ее суровая мать, передавая дочери подвеску-цветок? Разделили ли мать и дочь тот нежный момент? Наверное, этого уже не узнать.
В последние дни Артур узнал и кое-что новое о себе. Он не ожидал, что поведет себя так храбро в столкновении с тигром. Смертельную опасность он воспринял как нечто обыденное и не закричал, не ударился в панику, что было ожидаемо. И он пережил ночь в чужом поместье, обошелся без зубной пасты и пижамы. Еще днем ранее при одной мысли об отступлении от устоявшегося распорядка на лбу у него выступили бы капельки пота.
Он дал совет незнакомому человеку в кафе и, когда говорил, вовсе не чувствовал себя глупым стариком, каким давно себя считал. Он предстал перед бывшим любовником жены, не уклонившись от встречи, хотя мог бы уйти, и попытался помочь Сесилии. Его удивила та открытость, с которой он принял недавнего наркомана и его собаку. Совсем недавно он и не догадывался, что обладает этими качествами. Он обнаружил в себе силу и глубину, о которых не подозревал, и эти открытия пришлись ему по душе.
Эти люди и события пробудили желание. Не в смысле похоти или страсти, а как реакцию на других. Желание помочь нуждающимся в помощи. Желание жить проснулось, когда на него напал тигр. И когда полосатый зверь стоял над ним, он думал о будущем, а не о прошлом.
Все это было полностью противоположно тому состоянию, в котором он пребывал после смерти Мириам, когда ему хотелось лечь ночью в постель и не просыпаться. Когда он планировал отправить письмо Терри, соседу через дорогу, чтобы тот пришел и обнаружил его мертвым.
Раньше он не давал себе труда подумать, как живут другие люди. В его представлении вся страна жила в домах, похожих на его собственный, с такой же планировкой. Вся страна вставала по утрам в одно и то же время и исполняла каждодневные обязанности, как это делал он. Он читал в газете о телевизионных реалити-шоу, следивших за людьми в их повседневной жизни, и думал, как она скучна, не понимая, что их действительность сильно отличается от той, в которой существует он.
Теперь он обнаружил отличия и разнообразие. У людей были собственные позолоченные клетки, как у Сесилии, заботящейся о человеке, которого любила всего несколько месяцев и который стал затем чужим. Он думал о лорде и леди Грейсток, вызывающих друг друга звонком. В сравнении с ними его жизнь казалась такой же серой, как кардиганы в гардеробе Мириам. Когда-то он оглядывался и видел все в цвете – небо, песок, одежду жены. С каждым открытием цвет его воспоминаний тускнел, сливаясь в мутное смешение оттенков. Он хотел остановиться, повернуть время вспять, положить коричневые замшевые ботинки Мириам в благотворительный пакет, не сунув предварительно руку внутрь. Тогда он пребывал бы в неведении, оставался тихим вдовцом, смотрящим на свою семейную жизнь сквозь розовые очки. Думающим, что все было идеально.
Вот только на самом деле было не так. Теперь он это знал. Двое его детей, которые отдалились от него. Да, он слышал беспокойство и любовь в голосе Люси, когда они разговаривали, но она держалась на расстоянии. Он не был пока готов рассказать ей о браслете. Она тоже скрывала что-то от него; он чувствовал это. Когда он время от времени звонил Дэну, то слышал шум и суету семейной жизни. Без Мириам им не удалось найти общий ритм.
Нужно восстановить хотя бы какой-то контроль. Он взял на себя ответственность за браслет, взял обязательство раскрыть его тайны. То же самое нужно сделать и в отношении семьи. Найти корни причины, из-за которой нарушилась их тесная связь, и снова собрать их вместе.
Он чувствовал себя семенем, брошенным в поле на залежную землю, но, вопреки всему, семя пустило корень, пробивающийся сквозь твердую почву. Зеленый росток уже проглядывал, так пусть он поднимается и крепнет. Еще недавно листья Фредерики клонились и увядали, но благодаря его заботам ожили и посвежели. То же самое он должен сделать для себя.
Он ощутил в себе бесстрашие и мужество.
Решив, что должен поблагодарить Майка за все его заботы и хлопоты, Артур направился к почтовому отделению. Чтобы купить благодарственную открытку, он рискнул бы проникнуть во вражеский тыл.
На двери маленького красного здания его ждала табличка «Закрыто на ланч». До половины второго. Артур знал, что Вера стояла у двери и с превеликим удовольствием переворачивала табличку «Закрыто» ровно в 12:25. Опоздавшие могли сколько угодно дергать за ручку, но не могли войти. До открытия оставалось еще пятнадцать минут, и Артур прошелся взад-вперед по неровной мостовой. Несколько пенсионеров ждали неподалеку. Улица была застроена одинаковыми каменными коттеджами. В одном из них, с красной дверью, жила когда-то Мириам. Теперь его занимала молодая семья – две женщины и их дети. Поговаривали (он узнал об этом, ненароком подслушав Веру), что они оставили ради этого своих мужей.
Мириам была единственным ребенком в семье, и ее мать всячески оберегала дочь. Артур пытался расположить к себе миссис Кемпстер – следил за тем, чтобы его ботинки были начищены до блеска, приносил торт и часами терпеливо выслушивал историю о том, как когда-то ее палец попал в механизм станка на хлопчатобумажной фабрике. Они с Мириам украдкой переглядывались и улыбались всякий раз, когда она начинала: «Я рассказывала тебе о своем несчастном случае?»
На свадебных фотографиях счастливые новобрачные, прижавшись щека к щеке, с улыбками смотрели в будущее. Миссис Кемпстер, с прижатой к груди объемистой сумкой и поджатыми губами, как будто съела несвежий шербет, выглядела словно с другой фотографии.
При переезде все ее пожитки поместились в багажном отделении небольшого фургона. Она всегда была в высшей степени бережливой. Возможно, что именно тогда Мириам и получила от матери шарм, хотя Артур ни разу не слышал, чтобы жена упоминала об этом.
Пройдя чуть дальше по улице, он остановился перед домом 48. Дверь открылась, и на крылечко вышла женщина.
– Все в порядке? – спросила она с улыбкой. На ней был топик без лифчика, черные, завитые