того хуже, разбилась, и все у меня на глазах.

— На меня что-то нашло.

— Лунное безумство?

— Сейчас еще не полнолуние, сэр, — заметил Калли.

Кузен не понял, о чем речь, в отличие от Теи. Как смеет этот мерзкий человек упоминать о столь интимных женских особенностях? Он специально провоцирует ее, Фокстолл об этом предупреждал.

Она повернулась к Калли.

— Нам действительно нужно возвращаться. Тебе скоро на дежурство.

Калли вытащил карманные часы и воскликнул:

— О, черт! — Потом, смутившись, извинился и попросил: — Канем, не могли бы проводить Тею до Грейт-Чарлз-стрит?

Тея уже открыла рот, собираясь запротестовать, но увидела только удалявшуюся спину кузена, мчавшегося галопом прочь.

Дариен поднял руку, когда она мрачно посмотрела на него.

— Вы ведь не думаете, что все это устроил я.

— Вы могли и упасть специально.

— Какая у вас, однако, богатая фантазия. — Он огляделся по сторонам. — Какой дорогой поедем?

— Вон там. — Она указала хлыстом на просвет между домами.

— Лучше ехать через Малл, вне всякого сомнения.

Он прав, да и Тее будет спокойнее на открытом пространстве. Когда они направились в сторону тройной дорожки для верховых прогулок, Тея сообразила, что сейчас ей представилась прекрасная возможность завести с ним деловой разговор: открытое пространство, вокруг люди, сидит на лошади. Никакие душевные порывы больше не овладеют ею, и здесь даже Кейв ничего не сможет себе позволить.

— Лорд Дариен…

— Зовите меня Канем.

— Нет! — нахмурившись, возразила Тея.

— Почему? Я же называю вас по имени.

— Да, но ведь это не прозвище. К тому же я не позволяла вам называть меня так.

— Тогда пусть будет Богиня.

Спорить было бессмысленно, поэтому Тея лишь вздохнула.

— Нам надо поговорить. Вчера…

— …было самое интересное.

— …наш разговор повернул не туда. Но если вы подумаете как следует, то поймете смысл.

— Уверены?

По его тону ничего нельзя было определить, и по выражению лица — тоже.

— Мои родители принимают вас с распростертыми объятиями, Дариен, а вчера вы и вовсе ворвались в узкий круг…

— Ворвался? — удивился и одновременно развеселился он.

— Заняли свое место, если так вам больше нравится.

— Я так не считаю.

Она посмотрела на него.

— Почему вы смеетесь надо мной? Это все очень серьезно.

Дариен перестал улыбаться.

— Да, действительно.

— Благодарю вас. Как я уже объяснила вчера, наша помолвка весьма специфична, и потому будет контрпродуктивной. Она скорее вызовет в обществе нездоровый интерес и сплетни, чем восторг и одобрение.

— Но почему? — спросил он в недоумении.

— Вам же не захочется привлекать еще больше внимания к своей персоне?

— Не захочется, Богиня.

— Не смейте называть меня так!

— Вы сами не знаете, чего хотите.

— Вы не ударились головой при падении?

Дариен засмеялся, чем полностью вывел ее из себя, потом сказал:

— Хорошо.

— Хорошо что?

— Мне надо обдумать ваши слова по поводу необязательности. Но если я освобожу вас от обещания — это было обещание, миледи, не отпирайтесь, — что вы дадите мне взамен?

Этого следовало ожидать. Она уже хорошо знала своего оппонента: он обязательно что-нибудь потребует.

Можно было бы избавиться от него, пообещав какую-нибудь мелочь, пока он пребывал в столь необычном настроении, но ей хотелось покончить с этим раз и навсегда. Кроме того, она ведь дала обещание.

— Вы получите мою безграничную поддержку, — сказала Тея. — Я стану вашей преданной компаньонкой на публике в любой возможной ситуации.

Он подумал немного.

— Слово Богини?

— Слово Дебенхеймов.

— Договорились.

Она с облегчением засмеялась.

— Спасибо!

— С таким удовольствием бросили меня…

— Не совсем бросила.

— …но ваша приятная компания будет мне компенсацией.

— Но только на полтора месяца. — Ей захотелось внести полную ясность.

— Пусть так, — согласился Дариен как-то слишком легко.

Тея забеспокоилась: неужели что-то упустила из виду?

— Ладно. Тогда нам нужно обдумать стратегию.

— А разве не тактику?

— А что, есть разница?

— Стратегия — это всеобъемлющий план действий, а тактика — конкретные действия, когда оказываешься лицом к лицу с врагом.

— Полагаю, тогда нам нужно и то и другое.

— Со стратегией у нас как будто все в порядке — она разработана вашей матушкой, которую вы как-то сравнили с Веллингтоном. Мы с вами сухопутные войска, которых задействовали для выполнения приказа. Вы играете в шахматы?

— Нет.

— Жаль. Это прекрасная модель ведения войны.

— Вообще-то у нас не война, Дариен, — возразила Тея. — Скорее дипломатия.

— Вы, леди Тея, никогда не ощущали остроту лезвия сабли.

— Разве? Это жутко неудобно: все становится хуже и хуже, перед тем как перемениться к лучшему, но вы не должны относиться к этому как к войне. Правда! Вы ведь не станете буйствовать и убивать окружающих…

— У вас странные представления о войне.

— Нам нужно действовать осторожно: скорее медленное вторжение, чем сокрушительная атака.

— Или медленный удар? — предложил Дариен, и опять в его глазах зажглись огоньки.

— Такого нет — медленный удар, — заметила Тея.

— Тогда, может, медленное скольжение?

Видимо, он все-таки приложился головой: вязнет в деталях.

Надо воспользоваться этим.

— Если хотите. Вы должны быть благовоспитанным, когда входите в светский круг.

В ответ послышался тихий смех.

— И наслаждаться созерцанием!

А что делать, если его начнет тошнить? Ведь при сотрясении мозга так бывает…

— Нет, все не так просто, — начала терпеливо объяснять Тея. — Будет сопротивление, возможно стойкое.

— Бедная леди!

— Рада, что вы поняли, насколько это будет неудобно для меня.

— Хотелось бы устроить все как-то по-другому.

Тея взглянула на него: вроде бы говорил искренне. Ей наверняка удалось бы добиться больших уступок, но тогда это походило бы на обман умственно отсталого.

— Просто делайте так, как я говорю, — заявила она решительно.

— Ваше желание — закон, — согласился он совершенно серьезно, но глаза у него смеялись.

— Вы пьяны, Дариен? — Это могло бы объяснить его падение: кавалерийских офицеров не так-то просто выкинуть из седла.

И тут он вдруг расхохотался, да так, словно перестал сдерживаться, а когда смог говорить, объяснил:

— Я опьянен вами, моя Богиня. Только вами. Вы всегда доставляете мне ни с чем не сравнимое наслаждение.

Что-то встрепенулось в глубине Теи, что-то имевшее отношение к его такому небрежному и раздражающему облику, смеющимся глазам, и это не было игрой ее воображения, потому не понравилось.

— Перестаньте!

— Перестать что?

Вместо того чтобы сказать что-нибудь разумное, она вспомнила:

— Смеяться.

— Вы самая необыкновенная Богиня.

— Мне это известно. Ой, простите… я не то хотела сказать. — В замешательстве Тея посмотрела на него. — Я имела в виду — перестаньте флиртовать со мной.

— И не думал.

— Тогда как это называется?

Он посерьезнел: казалось, веселость сменилась сожалением.

— Вы правы: я флиртовал с вами, — что неприемлемо в нашей ситуации.

Они свернули с Малла у Карлтон-хауса и въехали