Весь Константинополь, словно последовав примеру природы, замер в ожидании первых дней зимы. Иностранцы успели распродать товары, и их корабли один за другим покидали гавани города, крестьяне, собравшие урожай, занимались теперь приготовлением припасов на зиму и редко показывались на улицах. Многие состоятельные горожане отправились в свои загородные поместья. Шум и суета на время оставили Константинополь, отчего он стал казаться еще более древним и таинственным.

Серые дни, как две капли похожие один на другой, были наполнены невыразимой тоской. Император более не вызывал меня во дворец и, желая хоть как-то разнообразить свое время, я старательно рассылал письма во все концы цивилизованного мира. Мне хотелось знать обо всем, что происходит за пределами империи, и очень скоро мое любопытство было удовлетворено.

Нет, меня не заинтересовали ни вечные склоки между англичанами и французами, ни грабительские походы итальянских городов друг на друга, ни отголоски далекой борьбы католических орденов со славянскими народами. Об этом я слышал, знал прежде и, уверен, услышу еще не раз, ибо и в наше непредсказуемое время что-то остается таким, как всегда.

Но среди прочих писем я откопал послание из Смедерева39. Аккуратно выведенные строки повествовали о вещах, которые привели меня в трепет. Получалось так, что Искандер-бей, один из лучших турецких военачальников, которого сам Мурад любил, как родного сына, неожиданно предал своего хозяина. Со своими сторонниками он бежал в Албанию, где, размахивая султанским фирманом40, вступил в город Дибру, расправился с турецким гарнизоном и поднял мятеж. Под знамена мятежного полководца встали тысячи крестьян и даже представители албанской знати, поскольку, как говорят, Искандер-бей сам был родом из этим земель и происходил из древнего и влиятельного рода.

Я отложил письмо. Можно себе представить бешенство султана, когда он получит это известие. Дело не только в том, что на сторону христиан переметнулся его главный любимец, гораздо хуже, что Искандер-бей отлично знал слабые и сильные стороны османского войска и теперь представлял серьезную угрозу для империи, которая и так страдала от вторжения крестоносцев.

Не теряя ни минуты, я уселся за стол и начертал короткое послание к Константину: «Время пришло». Запечатав письмо, я приготовил его к отправке. Время действительно пришло – турки не выдержат, если в войну против них вступят еще и ромеи, а единственный, кто способен повести наши войска в бой, сейчас слишком далеко от места основных событий.

Я хотел написать и императору, но после некоторых раздумий оставил эту затею. Влахернский дворец сейчас как никогда напоминает отравленное болото, где трусы, воры и лизоблюды плетут свои интриги.

Пока Константин собирает войска против турок, его братья Феодор и Димитрий злоумышляют против него, вливая ядовитые слова в уши слабеющего императора. Сам же Иоанн все больше отходит от дел и все свое время проводит в беседах с Марком Эфесским. Последний, имея столь неограниченное влияние на монарха, склоняет того к мысли, что пора разорвать все отношения с латинской церковью и изгнать из города продажных венецианцев.

Взаимная нетерпимость растет и цветет пышным цветом. Я в ужасе от того, какие плоды может дать эта отвратительная поросль.

Запечатав последнее письмо, я встал из-за стола и подошел к окну, которое выходило во внутренний дворик моего дома. Около фонтана резвились дети, а моя жена Елена внимательно следила за их играми, боясь, как бы они чего не натворили. Иоанн, так мы нарекли старшего сына, играл с мальчишками из соседних домов. Ему шел шестой год, и несмотря что его сверстники были много старше, он нисколько не уступал им ни в силе, ни в ловкости и всегда умел постоять за себя. На другом конце двора рядом с матерью сидела моя любимая дочь – Тамара. Ей недавно исполнилось два с половиной года, но уже сейчас было понятно, что она взяла от матери все самое лучшее – это и переливающиеся золотом кудри, и белоснежная кожа с румяными щечками, и пухлые алые губки. Мне же она была обязана только цветом глаз – то был цвет морской волны, но если у меня они были мутными, словно воды в заливе Золотой Рог, то у нее переливались лазурно-голубым цветом и прекрасно дополняли ее милое личико. Сейчас она была полностью поглощена раскладыванием своих кукол и не отвлекалась на игры других детей. Во дворе отсутствовал лишь самый младший из моих детей – Алексей, которому едва исполнился год. К моему большому огорчению, его здоровье было слабым. Подверженный болезням, он переносил каждую с невероятным трудом и редко покидал пределы своей комнаты. Несколько раз мы боялись, что он не протянет и до утра – настолько все было плохо. Тут несложно было бы поверить в злой рок: Алексей получил свое имя в честь другого нашего сына, который умер два года назад, прожив всего тридцать дней, и о потере которого мы скорбели до сих пор. Уставшая от постоянных переживаний, жена искала утешения в религии. Часами напролет она молила Господа спасти ее бедного сына и защитить его от всяческих несчастий. А когда Алексей пошел на поправку, Елена окончательно утвердилась во мнении, что лишь усердные молитвы способны сотворить чудо.

Я же старался делать все, чтобы моя семья жила в достатке и комфорте, однако не мог дать им то, чего они желали прежде всего.

«Детям нужен отец, а мне – муж, – не раз в сердцах говорила Елена. – Тебя не было рядом, когда родился Алексей, когда Тамара научилась ходить и когда Иоанн произнес свое первое слово. О твоей преданности Константину знают все, а о своей семье ты, видимо, позабыл».

Я пытался ей что-то возразить, но она не хотела слушать. Елена была умна и образованна, происходила из знатной семьи и хорошо разбиралась в политике, но тем не менее она оставалась прежде всего женщиной, которая хотела обычного семейного счастья и стремилась устроить все так, чтобы эта простая мечта осуществилась. Она понимала, что, если я изъявлю такое желание, император Иоанн с радостью оставит меня в Константинополе, чтобы я мог в полной мере заниматься делами его казны. Но я хотел иного. Елена же оставалась глуха к моим словам, и выхода из этого тупика, похоже, не было.

Тем временем темно-серые тучи стали застилать небо, и, как только солнце скрылось за ними, зарядил ливень. Елена тут же увела детей в дом, а я не двигался с места и продолжал смотреть на пустующий двор. Столь же пусто и одиноко сейчас было на моей душе.

Размышления питаются воспоминаниями, и сейчас в моей памяти всплывал образ юной девушки, ради которой я был готов пожертвовать всем, что имел в этой жизни. Теперь после ее ужасной гибели она часто приходила ко мне по ночам, тревожа мой сон и мое сердце. Однажды жена услышала, как я шепчу ее имя во сне, это случилось после того, как оборвалась жизнь нашего младшего сына. Ее горе тогда не знало границ, и, услышав имя своей давней соперницы, она не сдержалась и выплеснула на меня всю накопившуюся обиду.

«Я отдала тебе целую жизнь! – в сердцах воскликнула она. – Я старалась быть тебе верной и заботливой женой! Я родила тебе троих детей! Теперь Бог забрал нашего малыша, и я не знаю, как жить! А твое сердце принадлежит той, кого больше нет, и я уже не в силах сравниться с ней! В твоей памяти она навсегда останется молодой и красивой, ведь над ней не властно время! А я с каждым годом теряю цвет своей молодости, а пережитые страдания накладывают отпечаток скорби на мое прежде счастливое лицо. Но разве я заслужила это?! Почему мы не можем быть просто счастливы?»