— Как скажешь. Двинули, мужики.

Короткий коридор заканчивался ещё одной решёткой и вращающейся дверью — то и другое было выломано и отброшено к стене, и там же лежали горой тряпьё, наломанные ветки кустов и слои спрессованной прелой травы. Явно берлогу здесь бюрер обустраивал… грязное, в сущности, создание: рядом с лежбищем виднелись почерневшие кучки экскрементов и куски мяса гнилостно-зеленоватого цвета, в которых с трудом угадывались недоеденные тушки слепых собак. Вот, собственно, почему так отвратительно несло прогорклыми миазмами из подвалов… ничего, сквозняк наружу идёт, скоро перестанет вонять. Меня другое беспокоит — карлы существа любопытные, и по такой грязище, что он в пропускнике развёл, его разлапистых следов море… а вот дальше второго поста с надписью «пропускной пункт первого уровня» относительно чисто. Ни одного отпечатка… избегал он по — чему-то дальше лезть. Зато мы туда прём.

Коридор заканчивался широким помещением с рядами металлических шкафчиков. Похоже, всё-таки лаборатория — на десятке стеллажей лежали белые и синие халаты в целлофановых упаковках, некоторые шкафчики были открыты, и в них даже висела сменная одежда. На столике в углу под слоем пыли я разглядел костяшки домино, на шахматной доске до сих пор стояли фигуры, а по всему полу были разбросаны бахилы, обычная «гражданская» обувь и даже женские «шпильки» — бывшей хозяйке, видимо, было не до них. Похоже, бросили здесь всё как есть, и не то что в спешке эвакуировались, а бегом… бункеры эти до две тысячи седьмого года как раз на «чистых землях» были недалеко от старого Периметра. Впрочем, тогда, видимо, «ботаникам» повезло — успели они покинуть «объект». Слышал я как-то в коридорах НИИ шепотки учёных о «двенадцатой биологической», что, мол, везунчики они, вовремя сориентировались, и никто пострадал. По ходу, она и есть — «двенадцатая». Возле стола разломанного папки валялись, грязные, конечно, и с краю подпаленные, но «Журнал выдачи пропусков объекта № 12» на одной из бумажек читалось неплохо. Уже чуть легче. Объекты «двадцать четыре» и «тридцать», о которых говорить вообще нельзя было, со всеми сотрудниками так в «новой» Зоне и остались, причём сверху поступил приказ уничтожить абсолютно все данные, где были лаборатории, чем занимались, кто там работал… и уничтожили. Да так старательно, что ни один из сталкеров, да и скорее всего учёных даже примерно не знал, где находятся эти самые «двадцать четвёртая» с «тридцатой»… о них даже громко говорить опасались, так как болтливый народ очень быстро исчезал даже из коридоров НИИ. Сталкеры, которым, в сущности, начхать на эти самые опасения, вовсю судачили о пропавших «лабах», но в отсутствие достоверной информации крохи правды настолько обросли небылицами, что доверять им не стоило.

«В общем, оно и хорошо, что двенадцатую народ вовремя покинул, — думал я, осматривая на предмет каких-нибудь „необычностей“ раздевалку и первый за ней отсек собственно самой лаборатории, — иначе как минимум полсотни зомби шаталось бы. А то и кикиморы, не к ночи будь помянуты». Аномалий пока вроде не было, признаков каких-либо тварей тоже, единственно, на слое пыли хорошо видны следы ботинок, оставленные здесь достаточно давно. Значит, был один человек, судя по рисунку протектора — в «Кольчуге-М» старой модели. И обратных следов нет… одно из двух.

— Есть небольшие новости. Возможно, приятные.

— Я врубился. Думаешь, Малик прошёл? — Фельдшер тоже увидел следы.

— Скорее всего. Сталкерюга был опытный, просто так бы не полез… — поделился я своими соображениями. — Видимо, деньжат подкопил и утёк из Зоны. Жаль только, паразит, на ПМК никому ничего не скинул напоследок.

— Будем надеяться… кстати, и Периметр отсюда не так чтоб далеко, и вблизи ход сообщения, по идее, быть должен, если одну взорванную ветку от Тёмной долины дальше провести.

— Пойдём.

Лаборатория была очень странная, хотя и точно биологическая. Коридор от раздевалки заворачивал в очистные камеры, где валялось несколько прелых рабочих спецовок и целый ворох одноразовых бахил. Защитных комбезов или шкафов под них я пока не заметил, значит, будем надеяться, что баловались здесь не с вирусами и не с боевыми отравляющими веществами. Мало того, она чем-то даже напоминала физическую: в одном круглом зале висел на тонких тросах громадный обруч, обмотанный тысячами витков медной проволоки, а на стенах и даже на потолке торчал целый лес коротких пластмассовых штырьков. Зачем, к чему всё это — непонятно, однако внутри этого обруча стояли большие клетки из прочного пластика, и на прутьях я заметил следы зубов. «Импульсный пси-регрессор второго типа» — это название тоже мне ничего не объясняло, хотя и стало заметно не по себе в этом круглом помещении. Задерживаться я здесь не стал, повёл отряд дальше… планировка подземного комплекса оказалась довольно запутанной. Аномалий пока не было, и признаков жизни — тоже, хотя местами встречались виварии или с пустыми клетками, или с высохшими до черноты трупами собак и крыс. Местами, в отдельных клетках, лежали даже останки слепых псов и «кошаков», а в одной из формалиновых банок плавала побелевшая, вздутая голова кого-то, при жизни очень похожего на контролёра.

— Привал, — скомандовал я, взглянув на часы. Исследовали мы совсем немного, быстро двигаться по таким местам нельзя, и потому за три часа обошли далеко не всю лабораторию, даже, наверное, не половину.

— А мы здесь заразы никакой не цепанём? — Ересь начал заметно нервничать уже после первого вивария.

— Ежели тут не было сибирской язвы, то, наверно, не должны, — негромко сказал Фельдшер. — Здесь заночуем?

— Да. Выход из этого бывшего зверинца один, клетки никто не потревожил. Да и освещение имеется. — Я кивнул на мерцающую лампу дневного света над дверью.

Никто из «ботаников» ещё не объяснил, почему в Зоне продолжают светить лампочки. Пусть тускло, неровным, трепещущим светом, но горят, причём только те, что застали Третью катастрофу в Зоне. И совершенно не важно, что провода могут быть оторваны, что лежит ртутная «трубка» на столе и давно вывинтили лампочку из цоколя, забыли на полке — светят годами. Люминесцентные тихо тренькают, гоняя за тонким стеклом волны бледного, призрачного света, горят неяркие жёлтые спирали ламп накаливания даже не в полсилы — в четверть, причём совершенно при этом не греются, холодный у них «накал». Странная штука, непонятная до лёгкой жути… горит лампочка без проводов, просто так. Подойдёшь, тронешь слегка — гаснет мгновенно, а потом медленно, неохотно разгорается заново. Гопстоп рассказывал, что в одно сельпо закрытое залез через окна. Товар там на месте весь оставался, никем не тронутый, хотя и испорченный полностью — «свет-плесень» не то что вещи, уже прилавок дожирала, всё в труху. А вот полсотни ламп в картонных упаковках оставались. Так вот, ни одна не горела, но в подсобке в цоколе торчала грязная, вся в какой-то шелухе лампочка. Она одна и светила, а пятьдесят её новых, ни разу не включавшихся товарок — шиш. Странные тут закономерности… Зона. Или взять те же радиоточки… до сих пор кое-где «Пионерскую зорьку» в домах по утрам услышать можно. А, ладно… потом как-нибудь.

— Чё-то не так здесь, да, Фреон? — поинтересовался Фельдшер, вытряхивая в уголок из большой пластиковой клетки мумию кошки.