* * *

Среди прочих, в подавленности и депрессии, в камере сидел семейный парень. Рассказал, что какая-то тёлка его под изнасилование подставляет. Типа друг уехал, дал ключи от хаты, он жене лапши навешал, снял какую-то бабу, сходили в магазин и пошли ебаться. Не успели закончить, она с него бабок просить, он ей:

– А нету! – утром дал на метро и выгнал с приятельской хаты. А она опс, и с ментами пришла. Чувак в жёстком семейном напряге. Постоянно допрашивают. Что да как дело было? Он в камере чуть не плачет.

Заехал в один день со мной какой-то мужик взрослый, авторитетный, но по хуйне какой-то заехал. Давай учить чувака, всем на потеху:

– Свидетели в магазине были, когда бухло покупали, продавщицы?

– Да, продавщицы были.

– Вот и расскажи, как ты ей в магазине и то и это предлагал: и коньяк? или, может, шампанское? может быть, икры? или конфет шоколадных, а она всё привередничала. Пусть чек из магазина сверят, пусть работают.

– Следачка – баба молодая, всё расспрашивает, как мы к сексу перешли.

– Вот и расскажи ей, как перешли. Что встретил девушку. Есть квартира. У неё проблемы дома какие-то, муж бьёт, пустил переночевать. Поужинали. Лёг отдельно! Ничего не собирался, ты не из таких! У тебя жена-дети, завтра на работу!!! Просыпаешься, бааа!!! По видику порнуха играет, а она, голая, у тебя уже хуй сосёт. И она вся такая в макияже, извивается как змея, в чёрных чулках, загипнотизировала тебя, что ли? А она: «Давай так?! Или теперь, может быть, вот так попробуем? Или так – сбоку, сверху, снизу? Как ты хочешь милый?!» Ты, главное, такие вещи говори, чтоб следачке самой захотелось так попробовать! Но, типа, что тебе, отцу и кормильцу, такое и в голову не могло прийти. Ты даже про такое и не слыхал ничего! Понятное дело, не устоял, поддался на уговоры, на красоту женскую, душой отдохнул, сердцем оттаял. А она тебе потом сцену закатила: «Давай деньги!» Ты обиделся, не думал, что она такая, из этих, думал, по любви у вас всё, как у людей… Потом как нормальный мужик дал денег на метро, хотел цветов купить, да уже как-то расхотелось после истерик этих. Проводил по-хорошему вроде, и вдруг менты, заявление, изнасилование!..

* * *

День на второй Янис начал, хромая, метаться по камере и как юродивая бабка причитать:

– Стасик, я сломаю тебе руки! Стасик, я сломаю тебе руки! Я положу их на лестницу, буду прыгать на них и смеяться! Прыгать и смеяться!

Я рассказал про своего дядьку, который на строгаче в Форносово церковь расписал, старшие прониклись, выразили респект.

Один молодой пацанчик, угонщик, первый раз в Кресты ехал, всё расспрашивал, как там и чо будет с новичком в камере?

Семейный всё грамотно следачке исполнил и съехал на «подписку», счастливый побежал домой, жена встречать приехала.

Заезжает новый пацан, тоже наркоша. Тоже по ханочным делам. Рассказал байку, как он первый раз купил себе грамм «кислоты», обсадился ей и посмотрел фильм «Небо над Берлином» Вима Вендерса. Вышел на улицу, шёл-шёл и нашёл себя посередине Пулковского шоссе, у аэропорта, на самолёт в Берлин собирающимся. Остановились какие-то пацаны на немецкой машине BMW, как ему показалось, ангелы, но на самом деле бандиты, поржали, дали сто баксов и отвезли его домой, но он-таки опять пошёл и попал в ментовку. В ментовке в то время никто не знал, что такое «кислота», видят, чувак невменяемый, фурик есть, баян есть, а по тестам всем – вода. Тогда чуваку повезло, но не в этот раз, в этот раз у него с собой было ширево.

Выяснилось, что у нас общий знакомый есть с Чёрной Речки – Игорь. Игорь на Пиратском ТВ техником тёрся, потом на знакомой рыжей панкушке Саше женился и свалил в Израиль. И как-то подумалось тогда нам обоим, какой он молодец, сейчас в тепле, а мы тут зимой в Питере в камере валяемся.

* * *

Меня, как и ожидалось, отпустили после трёх суток на подписку о невыезде. Вышел из ИВСа, купил пачку «Кэмел» и понял, что ну его нахуй, всех этих Хакимов, торчков и прочую мрачную поебень. Пришёл домой, дома бухыч, передач мне никто не носил. Смотрю, нычка моя ограблена, кто-то спиздил бабки и ханку. Оказывается, друг Сардина, который знал, где нычка, привёл Купца и уебана Диму, которые подвинули бабку и забрали то, что не нашли менты, уроды. Типа спасли меня от обыска.

Слава богу, что была ещё одна нычка с тысячей финских марок, я взял бабки и слился жить к тётке на Васильевский.

Как-то через месяца два по телефону меня случайно поймал Хаким, я ему остался должен денег за пять граммов, мелочь:

– Верни мои бабки.

– Твои бабки в ментовке.

– Я приеду и сделаю тебе проблемы.

– Я сегодня уезжаю в область на дачу, чувак, прощай.

Хаким, по словам родителей, ещё звонил, но нарвавшись пару раз на бабушку, перестал. Никаких проблем, кроме перечисленных, он не сделал.

* * *

Лето. Судили меня просто. Адвокат государственный, возиться никто не хотел, хотя, наверное, можно было совсем съехать, документы лепились ментами по пьяни. Заседание не проводили, просто поставили штампы в приговоре, год условно, и отпустили. Забавный факт, что по делу проходило два с половиной грамма ханки из пяти реально изъятых, видимо, Стасику отдали за наводку. Получил приговор и поехал купаться с Соней и её подругами моделями, нихуя у меня с ними не получилось тогда.

* * *

Я встретил Ванчура около моста через Чёрную речку. Стоим, пиздим, и вдруг Ванчур показывает в толпу и говорит:

– Смотри, вон этот уёбок Стасик, который Сардину сдал, когда Сардина тебя сдал.

Я не могу разобрать где, я же его ни разу не видел.

– Да вон же, с двумя сломанными руками, рыжий!

И правда, смотрю, рыжее существо какое-то, косоглазое и с двумя сломанными руками! Я его сразу простил.

Нина Астафьева, моя ровесница, училась в соседней школе, с Сардиной в одном классе, и жила через несколько дворов от меня. Она ещё в детстве начала западать на плохих парней, но, поскольку красавицей не была и быстро пристрастилась к наркотикам, на них ей вечно не везло. Из тех bad boys, что были в доступе, она находила самое ужасное и шла на поводу самых тёмных женских и мужских инстинктов, строя свою любовь.

На точках в садике и Арке при её приближении все знали, что прежде чем поздороваться, она спросит закурить, и иногда обкуривали её до изнеможения. Несколько раз ради прикола вдували ей десять и даже пятнадцать паровозов травы подряд, у Нины была высокая толерантность к марихуане.

Нина сначала, лет до пятнадцати, жила на Васильевском острове и только потом переехала к нам на район. Но ещё до переезда у неё появились проблемы с тем, что она наедалась таблеток и галлюцинировала тараканами и мышами. Проживая на общей жилплощади с мамой и старшей сестрой, Нина вызывала у них своими галлюцинациями и увлечениями большие опасения.