Расстегнул чёрную рубашку от норвежских ВМС, закатав рукав, быстро поставился и, накрываясь приходом разбегающихся мурашек и шевелящихся волос, понял, что Света меня гладит по груди.

– Я тебя так хочу, очень хочу. Я думаю, я тебя так люблю. Я дрочу каждый день и представляю тебя, у тебя такой хуй, – и расстегнув до конца рубашку, распахнув штаны, деловито достала член, в совершенном гипнозе от него.

– Не стесняйся, будь животным, ты мне такой нравишься.

Света была фанаткой Мадонны и косила под неё, как могла, и когда сосала, закатывала глаза от блаженства, как Мадонна на некоторых постерах, и явно сублимировала тему молитвы и грехопадения.

Беккер и Нина сначала затихли, а потом, когда я кончил и повернул голову в сторону двери, оказалось, они молча стояли и какое-то время смотрели, как худенькое тело Светы, пружинисто работая спиной, попискивая и мыча, обжирается, давится долгожданным членом, а потом вылизывает сперму с моего лобка и облизывает губы. Беккер после этой сцены только ухмыльнулся, а несильно пуританская Нина больше никогда не поджидала меня у парадной на скамеечке и не звала Свету, когда я был у неё дома. Зато потом у неё же я познакомился с Мариной, подругой детства Вовы Вируса.

* * *

Марина особенно любила горячие тусовки и даже иногда увлекала Нину при помощи алкоголя с собой в какие-нибудь приключения на дискотеках, хотя всё-таки душой Нина, конечно, предпочитала бытовую наркоманию.

В отношениях с подругами Нина всегда была вторым номером, более симпатичные девушки держали её при себе, чтобы она выгодно оттеняла их прелести своим упадком. Хотя Нина часто остро шутила, изящно владела жаргонами и невероятно грязно и тонко материлась. Известный симбиоз, одна девочка показывает, какая она красивая, на фоне другой, менее красивой, а другая, получая право собирать крошки со стола первой, ловит на неё второсортных мужиков как на живца, одновременно пытаясь умом и сообразительностью произвести хороший эффект и на первосортных, обычно достающихся первой. Хотя Нина частенько цепляла своих женихов не при помощи других тёлок, а при помощи общего с мужиками интереса к наркоте и безумию.

Первый Нинин парень, в смысле парень, с которым она жила, Лёша Дивнов, тощенький наркоман с Академической, упоротый, был невероятно похож на крота. Им было лет по двадцать, и Нина тогда устроилась работать на Сортировочную учётчицей товарных вагонов на железной дороге. Два через два, по двенадцать часов в день она сидела в специальной просмотровой будке в дебрях Московского вокзала и записывала в учётную тетрадь номера вагонов, которые проезжали перед ней. Нина получала зарплату и соцпакет, бесплатный проезд, как все работники транспорта, и оплаченный отпуск, потом иногда она вспоминала это время как лучшее в её жизни. В вечернее время она сидела там одна, и втресканный Дивнов бегал к ней по рельсам, принося в клюве ширево и ветки сирени.

– Обсадится и смотрит на меня как поросёночек, такой верный, всё, что я говорила, тогда делал!

Тогда она на него и подсела, в смысле на ширево, хотя и на Дивнова тоже. С год всё было прекрасно, ждали лета, дождались. И вот однажды, когда Нина шагала в круглых «ленноновских» очках с Дивновым под ручку по Академической, их окрикнул какой-то грубый голос. Дивнов обернулся, одновременно произнося:

– Пиздец, это Саша Мухин.

– Та-а-ак! Алёшенька! А ты что же пропал? Почему долг не отдаёшь? – надвинулся на них, как грозовая туча, огромный и на редкость безобразного вида детина, на лице которого не было живого места от шрамов. Лёша сразу струхнул, намокло всё и у Нины.

– Привет. Ну, я, собирался, но…

– Плохо собирался, сколько у тебя сейчас есть?

– Да вот, мелочь…

– Ну, тогда придётся твою тёлку в аренду сдать. Ты готов её в аренду сдать? – спросил новый знакомый, одобрительно разглядывая Нину, тыча ей в лицо обильно шрамированным со всех сторон черепом с бусинками косящих глаз.

– Как это?

– Ну, смотри, где я живу, ты знаешь?

– Да.

– Я беру, как тебя звать?

– Нина, – сказала Нина.

– Вот, беру Нину к себе, а ты идёшь искать деньги и приносишь их мне с процентами, либо мы выставим её на продажу, и она отработает твой долг, – явно глумился над испугавшимся Лёшенькой пацан.

– Ну, зачем ты так, может быть, как-то договоримся?

– Как?

– Не знаю…

– Дивнов, ну что ты за человек, тебе предлагают выгодную сделку, а ты ломаешься. О’кей, я сейчас беру Нину, мы идём ко мне, а ты приносишь мне из дома, сколько у тебя там есть? Договорились?

– Хорошо, – говорит Лёша и понуро идёт домой.

* * *

Как только Леша отошёл, Нина послушно пошла к незнакомому дяденьке, хотя, потом выяснилось, её ровеснику. Ей и Дивнову, конечно же, было ясно, что он её, как минимум, сейчас изнасилует. А когда за ними закрылась дверь дома, и она увидела там двоих не менее опасных по виду татуированных типов, сразу на глаз решила, что изнасилуют все трое, что те двое Саше сразу и предложили. Так Нина познакомилась со своим роковым мужчиной, Сашей Мухиным, который её насиловать, кстати, в тот раз почему-то не стал и мужикам запретил, а они послушались. Сердце Нины треснуло, и она обратилась во внимание.

– Ну что ты за дура, Нина! Симпатичная вроде девица, а тусуешься с этим лохом и задротом! Ну, куда он пошёл? Куда тебя отпустил, ты что, не видишь, какие тут люди? – спрашивал Нину новый знакомый.

– Не знаю, ну, он же тебе должен.

– Да, бля, я этот долг на него от нефиг делать повесил, а он и ведётся, отдаёт мне его. Нахуй он тебе нужен? Давай со мной живи, или мы тебя сейчас втроём изнасилуем, и Лёшу твоего заодно. Смотри, он мне денег должен, нужной суммы он всё равно не найдёт, и отдал мне тебя, чтобы ты отработала, вот я тебя и заберу, а денег мне его не надо.

Нина поняла, что парень перед ней серьёзный, практически предложение сделал, да так ловко, что хуй откажешься, она подумала минуточку и согласилась:

– Давай.

Когда пришёл Дивнов, Саша ему так всё и сказал:

– Что ты пришёл? Я же забрал её в счёт долга, иди лучше принеси её вещи.

* * *

Весь тамошний район знал, что Саша состоял на учёте в психдиспансере и много, очень много раз лежал в дурдоме. И так как Саша брил голову налысо, то на его черепе красноречиво располагались следы трёх трепанаций, которые ему проводили периодически.

Первую трепанацию ему сделали в шестнадцать лет, когда он врезался на мотоцикле в автобусную остановку и сильно ударился головой, повредив тот самый череп. Поскольку под ним начала скапливаться гематома, пришлось его вскрыть, чтобы удалить излишки крови хирургически, специальным отсосом. Кажется, даже вырезали кусочек мозга. После трепанации, не спеша, провели психиатрическую экспертизу, которая тут же показала сильные психопатологические сдвиги Сашиного сознания на фоне дебильности поведения и олигофрении, его поставили на учёт в психдиспансер.