– Не забыл старые трюки.

– И придумал новые, – добавляет Марк.

Кадеты восстанавливают кольцо вокруг генерала, и атака начинается сначала. Замечаю, что ритм ударов ускоряется. Разозлились противники. Первый удар проходит по бедру, заставляя Наилия отступать. Второй в корпус и я закрываю глаза, втягивая голову в плечи.

– Близко подпускает. Плохо, – тихо говорит мастер и дергает меня за руку, привлекая внимание. – Была вчера с ним? Я запретил, а вы все равно?

Ушам не верю. Не оборачиваюсь к наставнику интерната вовсе не от стыда. Оторваться не могу от поединка. Наилий снова перелетает через атакующих и отбивает удар над головой.

– Отвечай, – теряет терпение мастер.

– При чем здесь это? – взвиваюсь я.

– После близости гормональный фон меняется, и скорость реакции падает, – монотонно бубнит мастер.

Поворачиваюсь к нему в изумлении. Замечаю цепкий взгляд и слышу продолжение лекции.

– Должно пройти шесть часов, не меньше. А лучше восемь и тогда гормоны восстановятся. Помни об этом и не ходи к Наилию в спальню перед поединком за звание генерала.

Чувствую, как холодеют руки. Никогда бы не подумала, что из-за близости могут быть проблемы. Восемь часов. Я теперь постоянно буду об этом помнить. Как его провожать в командировку? Можно нам или нельзя? Явно вчера в спальне кадетов Наилий не знал про поединок утром. А как я могла догадаться без дара предвидения?

Мастер снова шевелит рукой и глазами показывает на площадку. Кадеты выбиваются из сил и двое уже стоят в стороне, не вмешиваясь. Наилий не выглядит уставшим, вращая посохом с немыслимой скоростью, и теперь уже он наступает, а цзы’дарийцы в белых одеждах отбиваются от ударов. Спросить, когда это закончится, я не успеваю, мастер кричит, что достаточно.

Грохот посохов о площадку возобновляется. Не трудно догадаться, что это выражение восторга и одобрения. Кадеты могли счесть поединок красивым, хотя я едва дотерпела до конца. Все участники быстро поправляют сбившиеся накидки через плечо, выпускники возвращаются в строй, а Наилий поднимается по лестнице к нам.

Начальник интерната молча кивает и делает шаг в сторону, пропуская генерала под каменную арку. На щеках полководца алеет румянец, голубые глаза блестят и он явно доволен. Не подходит ко мне близко и не прикасается. Сейчас я мужчина в форме выпускника интерната, а не перепуганная влюбленная.

– Дай хоть я тебя похвалю, раз все молчат. Отличный бой! – расцветает Марк и хлопает Наилия по плечу. Замечаю, как он морщится и тянет плечо вниз.

Мастер приказывает кадетам возвращаться к занятиям и во дворе интерната опять становится тихо, чтобы через несколько минут глухие удары деревянными посохами возобновились.

– Переволновалась? – шепчет Наилий, подходя ко мне так близко, что почти касается бедром.

– Немного.

– Ты бледная, – хмурится он, – ноги болят?

Уходим из-под арки вслед за начальником интерната и генералом девятой армии. Я хромаю, а потому солгать не получается. Болят ноги, но это мелочи.

– Как ты себя чувствуешь?

– Вечером в терму оба пойдем, – отвечает Наилий.

Почти весь день до вечера я одиноко сижу в комнате мастера. Маскарад генералов раскрыт, и они пропадают на тренировках кадетов. Высокие гости делятся опытом, а я жую карамель и пытаюсь достучаться до Юрао. Сытый ведь после вчерашнего, почему молчит?

«Жду, когда захочешь общаться».

Еще мне обид от собственного паразита не хватало за недостаток внимания. Не работаю почти, постоянно на глазах у кого-нибудь, не могу застывать надолго и не реагировать на происходящее вокруг. Изо всех сил стараюсь выглядеть нормальной.

«Ты никогда не будешь нормальной».

«Спасибо, утешил. Из-за тебя в том числе. Почему ты о себе ничего не рассказывал?».

«Ты не спрашивала».

Еще один. Да, я не любопытна, когда речь идет о чужой личной жизни. Не привыкла выведывать подробности. Не знала, что это может обидеть. Эгоисткой выгляжу, но теперь еще больше стесняюсь спрашивать. А вдруг стану наглой и бестактной?

«Откуда ты? Где родился и вырос?»

«Я не помню».

Аттия сказала, что он мертв и неведомые хозяева печати могут не позволить откровенничать со мной. Я столько циклов живу с ним в одном теле и ничего о нем не знаю. Если начнет рассказывать, не сойду ли я с ума во второй раз?

«Юрао, что ты помнишь последнее перед смертью?»

Паразит отвечает чередой картинок. Я вижу толпу и бредущего сквозь неё цзы’дарийца. Он выглядит странно. Макушка побрита на лысо, а затылок едва прикрыт жидкими белыми волосами. Он сутулится, натягивая на спине ткань длинного пиджака цвета терракоты. Из-под рукавов выглядывают кружевные манжеты, а короткие обтягивающие штанины едва достают до колен. Ниже белые гетры и черные туфли со смешными квадратными носами. Толпа выглядит еще необычнее. Все женщины в головных уборах и платьях, настолько длинных, что подол подметает вымощенный камнем тротуар. Сколько же циклов назад это было? Двести? Триста?

Юрао нездоровиться. Он шатается и постоянно натыкается на прохожих. Идет все медленнее и на последнем шаге проваливается в темноту.

Я вижу яркий белый свет. Длинный узкий стол и лежащее на нем обнаженное тело. Разрезанное от подбородка до паха и кое-как зашитое через край. Пустой взгляд широко распахнутых глаз и открытый в немом крике рот. Я только вижу и ничего больше не чувствую, но знаю, что там тихо и очень холодно.

Тру пальцами глаза, прогоняя видения. Тяжело.

«А что будет с тобой, когда я умру?»

«Исчезну. Живи, пожалуйста».

До боли сжимаю руки в кулаки. Слышу, как скрипят зубы и надеюсь, что никто не зайдет сейчас в комнату. Не хочу знать, как выгляжу со стороны. Все равно. До смерти вместе. И это не легенда, а моя реальность.

«Юрао, попробуй поуправлять мною. Вдруг получится».

«Ты позволишь?»

Надеюсь, не пожалею об этом. Страшно стать живой марионеткой, но я давно свободной себя не чувствую. Хуже не будет.

«Да. Из этого может выйти толк».

Юрао оживляется. Теперь я чувствую его эмоции отдаленным эхом. Аттия права, день ото дня паразит становится сильнее.

«Я не буду навязчивым, не бойся. Ты всегда можешь прогнать, и я замолчу, отпущу и не стану беспокоить».

Хочу верить и мысленно соглашаюсь. Расслабляюсь и настраиваюсь на него. Вспоминаю идущим сквозь толпу, но он сопротивляется. Картинка тает и вместо неё появляется образ генерала. Хорошо, пусть. Если так привычнее.

Дышу глубоко и жду, что заставит пошевелить правой рукой. Пусть хоть палец дернется. Долго жду, игнорируя импульсы собственного сознания. Так хочу, чтобы получилось, но нет. На мгновение появляется жжение в указательном пальце и всё.