— Я боялась, да Матвей, я тебя потерять боялась, потому что вот такая дура никчемная. И да попыталась и все еще хочу, потому что сам ты не уйдешь, я знаю. И сейчас ты считаешь, что справишься, а пройдет несколько лет и ты пожалеешь. С самого начала это было неправильно. Твой брат прав, от меня одни проблемы, без меня тебе лучше будет, я не хочу, чтобы из-за меня ты пострадал, не переживу этого просто и…— она резко оборвала свою речь, глаза опустила, словно поняла, что лишнего сболтнула. Не собиралась она мне про визит Кира рассказывать, теперь я это понимал. Смотрел на нее осунувшуюся, бледную, на затравленного зверька похожую и сердце кровью обливалось, а легким воздуха чертовски не хватало. Я слово дал, что счастливой ее сделаю, а что в итоге? Сидит зареванная, вздрагивает судорожно, и изнутри себя съедает. — Я имела в виду…

— Не надо, я в курсе, что Кир был здесь, больше он в нашей жизни не появится.

— Что? Но он же твой брат, — посмотрела на меня ошарашенно. А чего она ждала и чему удивляется? Брат. Да хоть господь Бог, в мои отношения я никому вмешиваться не позволю. Кир сам виноват, влез куда не следовало, нарушил границы. Вместо поддержки было одно лишь недовольство. От самого близкого, от того, кто должен был быть рядом, встать на мою сторону. А вместо этого он действовал у меня за спиной, довел до истерики мою женщину. Он потерял право называться братом. Нахрен мне такой брат не нужен. Я вычеркнул его из своей жизни сразу же, как покинул дом родителей. И плевать, что душа горела, плевать, что ощущение было словно часть тебя с мясом вырвали, оставив на теле огромную незаживающую рану. Она затянется, со временем обязательно затянется.

— Никто не смеет лезть в мою жизнь, ни брат, ни родители, ни друзья. Никто!

— Так нельзя, — она замотала головой, затряслась в моих рука, задергалась, пытаясь вырваться, а я не позволял, сжимал крепче в тисках, не желая отпускать. — Он твой брат, твоя семья, а из-за меня…а я…

— Что ты, Лар?

— Я никто! Ходячий ворох проблем и неприятностей. Ты должен помириться с братом и вообще, ты…ты такой хороший, у тебя все впереди, я не хочу, чтобы ты тратил свою жизнь на меня, без меня тебе действительно будет лучше. Не надо больше ничего, слышишь, остановись, не ввязывайся, все это того не стоит, я того не стою…

— Ты стоишь…— обхватил ладонями лицо и не желая больше слушать эту ересь, прижался к ее губам своими. Жестко, отчасти грубо сминал ее губы, проникая языком внутрь. Целовал, как одержимый, потому что это охренеть как приятно, целовать любимую женщину, чувствовать, как падают преграды, как рушатся бастионы. Зарылся пальцами в темную шевелюру, надавил на затылок так, чтобы у малышки не было никаких шансов вырваться и отстраниться. И заликовал, когда услышал обреченный стон и почувствовал теплые ладошки на своей шее.

А дальше словно с ума сошел, совершенно наплевав на то, что мы в палате, на то, что в любой момент кто-то может зайти. Я хотел свою девочку, так хотел, что перед глазами мелькали яркие вспышки, а член болезненно упирался в ширинку. Оторвавшись от губ, спустился ниже и прикусил выступающий из-под футболки бугорок, одновременно запустив руку под материю.

Готов был кончить от одного лишь прикосновения к нежной коже, и стоны моей девочки совсем делу не помогали. Как же хотелось сорвать с нее ненужную одежду, уложить на постель и ворваться до упора. Одна лишь мысль о сексе здесь, в клинике, заводила не на шутку, и я не видел причин отказывать себе в удовольствии. Лара, судя по затуманенному взгляду и тихим стона тоже ничего против не имела. Я снова вернулся к ее губам, как же долго я ее не целовал. Идиот. Уже готов был воплотить свои пошлые мысли в жизнь, как в миг все прекратилось, Лара перестала отвечать на поцелуй, а потом взвизгнув и вовсе отстранилась. Взгляд ее был устремлен мне за спину и каков было мое удивление, когда, проследив за ним, я встретился лицом к лицу со стоящей у двери Катей. Да какого же рожна она тут делает? И куда нахрен смотрит Макс? Хотя, без этого придурка тут явно не обошлось. Наверняка привез. Знал ведь, что Лара здесь, сученыш. Хорошо устроился и объяснять невесте не нужно ничего, мол, вон твоя новая подружка в клинике все также лежит, и неважно, что живет она уже несколько месяцев у меня.

— Эм…—подруга мнется у двери, все еще не веря в происходящее. — Поговорим? — обратилась исключительно ко мне и кивнула на дверь, после чего смущенно отвела взгляд и быстро вышла за порог.

Вздохнув, осторожно ссадил Лару с колен и устроил на кровати. Она молчала, смотрела куда-то в одну точку и молчала. Сейчас, когда возбуждение сошло на нет, в ее хорошенькой головке снова поселились дурные мысли.

— Эй, посмотри на меня, — взял ее за подбородок и поднял голову. — Ничего не произошло, я сейчас вернусь, и мы продолжим, — не дожидаясь ответа, развернулся и двинулся в сторону двери.

— Ничего рассказать не хочешь? — стоило мне выйти в коридор, на меня налетел ураган в лице лучшей подруги. Маленькая, разъяренная фурия схватила меня за футболку и потащила в сторону, видно, чтобы до ушей Лары наш разговор не долетел. — Ты в своем уме? Тебе баб мало? Ты зачем к ней полез, чертов ты идиот? — она говорила тихо, но достаточно эмоционально, шипела слово кошка, защищающая своего котенка и это умиляло, ровно до следующей фразы: — Ты о ней подумал? Что будет с ней, когда тебе надоест?

И все события последних дней выстроились, вся злость и ярость, которые я так тщательно давил в себе. Это такого обо мне мнения все вокруг? Сначала мать, со своим «поиграешь и бросишь», теперь вот Катька! Какого хрена?

— Надоест? — шумно втянув воздух в легкие, стиснул зубы до скрипа, разлетевшегося эхом по пустому коридору. Из последних сил старался держать себя в руках, чтобы не заорать и не перепугать нахрен пациентов и персонал.  — Надоест? Так ты обо мне думаешь? Считаешь, что я способен на такую подлость?

— Но…— она замялась, сделала шаг назад. И правильно, потому что сейчас я зол, очень зол. Достали видеть во мне безответственного идиота. Я прекрасно отдавал отчет своим действия. Каждому из них.

— Я люблю ее, Катя, как увидел ее… — отвернулся к окну. Перед глазами встала первая встреча. Я тогда чуть собственной слюной не подавился от одного лишь голоса своей малышки. Попал в капкан и даже не понял, как это случилось. Как бросался в омут с головой и с ума сходил от одного лишь ее присутствия. — У меня хрен знает сколько никого не было, какие бабы! Люблю я ее, понимаешь, люблю, — соврал, узнай она о том, что уже было между мной и Ларой, вцепилась бы сейчас в мое лицо ногтями и разодрала бы кожу к чертовой матери. А мне еще в палату возвращаться, Лара и так не в себе.

— Поэтому меня не пускали в больницу, потому что ты здесь?

— Ей сложно, я столько времени и сил угробил, чтобы она мне поверила, чтобы жить захотела, на ноги встать. Не хотел ее смущать, кроме Макса никто не знает о наших отношениях, я даже родителям ничего не говорил, — ненавидел врать, тем более врать ей, но рассказывать подробности наших с Ларой отношений сейчас, стоя в коридоре было не время, а потому я решил умолчать о том, что вот уже хренову тучу времени Лара жила со мной. Да и Макса подставлять не хотелось, эта беременная фурия бы на нем живого места не оставила, узнай она, что он все знал и промолчал.